Без царя в голове

— Крысятник какой-то получается, — поежился от омерзения Иван.

— Не крысятник, а школа выживания, естественный отбор, — обиделся за сравнение царь. — Ты как себе представляешь работу министра, к примеру? Сидел бы на его месте рохля и маменькин сынок, много бы он для империи наработал? Да ему бы такого втюхали, такого впарили, что вся империя потом бы веками разгребала. Тут людей с дурацкими привычками не держат.

— Дурацкие — это взаимовыручка, верность, преданность, своих в бою не бросают? Так что ли дурацкие привычки выглядят, по-твоему?

— Ваня, не передергивай. Тут свои законы и свои порядки, я же сразу сказал — не получится у тебя царствовать, к такому с пеленок привыкать нужно.

— Нечего мне ко всяким мерзостям привыкать. По-хорошему, царь-батюшка, гнать таких надо, в тюрьму, на рудники их подлецов, — сурово заключил Иван. — Там они быстро про те самые дурацкие привычки вспомнят, если сдохнуть не захотят.

— С кем же я останусь тогда, Ваня, — язвительно поинтересовался царь, — коли всех шустрых по тюрьмам и каторгам распихаю?

— Других наберешь! — отмахнулся Иван.

— А чем другие лучше? — не отставал царь.

— Тем, что друзей не продают и в душу не плюют, — запальчиво кинул Иван. — Самолично, каждого должон проверять и пусть клятву принесет, что на пользу России служить будет, не жалеючи живота своего…

— Ваня, ты где таких видал? — с интересом поинтересовался царь.

— Да я с такими каждый день в бой хожу! — не уступил Иван.

— Ну-ну. А знаешь, почему они так не делают? — усмехнулся царь.

— Почему? — набычился Иван, готовый до последнего своих друзей отстаивать.

— Потому что никогда денег и власти вдосталь не имели, вот почему, Ваня. Дай вам того и другого вволю, вы бы друг друга в тюрьме сгноили, потому что друг твой от твоего личного куска пирога откусить может изрядно. Запомни, Иван, никто не делится деньгами и властью. Это закон жизни.

— Я бы не сгноил! — обиделся Иван. — По себе, Ваше Величество, меряешь!

— Так ты и не пробовал пока, — явно теряя интерес к разговору, скучно отозвался царь. — Поживи с мое во дворце, не тому научишься. Я же добра желаю, Ваня, возвращайся обратно к себе, не порти жизнь нам обоим. Ты молодой, тебе еще жить и жить. А тут тебя с твоими талантами либо отравят, либо зарежут, вот и вся твоя, пилот, будущность. Да и моя, в общем-то, потому как не тебе, а мне башку отрубят по твоей милости.

— Не пужай, пуганные. Не ешь пирога, не пей меда — я тебе добра желаю. Сами с усами, разберемся по ходу дела. Не жди нападения, бей первым — кто сказал?

— Ты? — наобум ляпнул царь.

— Нет, не я, — вздохнул Иван, — полководец какой-то древний, Жуков что ли. Так что я им устрою заговоры, они у меня попляшут под солдатскую дудку. Всех на цугундер, вмиг передумают перевороты устраивать.

— Ну-ну, попробуй, посмотрим, чья возьмет. Как бы тебе самому первому на тот цугундер не загреметь. Царь ты до тех пор, пока это всех устраивает. Станешь козни строить, отношения рушить, так народец-то и задумается — чего с царем случилось, видать умом повредился. А кому, Вань, нужен царь-дурак? Правильно, никому. Вот тогда и жди скорого переворота и все будет шито-крыто, никто и пикнуть не успеет. Уснул царь и не проснулся. Да здравствует новый царь! Вот так-то, Ваня, в игрушки играть при дворе, боком оно выходит. Политику момента учитывать нужно. Да чего я все это рассказываю, разве ж ты, дурень, поймешь?

Иван начал было обижаться на обидные царевы слова, да вовремя себя одернул.

— Ты, царь, разговор-то в сторону не уводи. Что нам прочие враги? Нам бы с самими собой разобраться — ты же на текущий момент самый зловредный враг и есть.

— Ваня, типун тебе на язык, какой же я враг? — заюлил царь. — Пошутковал малость, с кем не бывает спьяну? Забудь, не держи зла!

— Спьяну, говоришь? — Иван задумался.

А и вправду ведь, чего спьяну не учудишь. И кто царя напоил? Ты же сам и напоил. Одно дело выпить столько парню молодому, да крепкому, другое — старичку преклонных лет. Выходит, напоил царя и допрос учиняешь, почему мол пакости творишь, царь-батюшка. Стыдно стало Ивану, аж покраснел от стыда.

Всегда такое с рук сходило, мол, не в себе был, себя не помнил и все прощали. Чего-то с ним самим случилось, раз он от краткого пребывания в царевой голове стал пьяного в смертных грехах винить? Неправ ты, Ваня, ой не прав, возгордился, вознесся, носом в небо воткнулся. Да и не его солдатское дело, как жизнь при дворе проистекает, к чему этот спор затеял, чего на старичка накинулся, всякое уважение потерял к царю-батюшке. Одно слово — стыдоба.

— Ладно, царь-батюшка, кто старое помянет, тому глаз вон. Прости на грубом слове, коли обидел чем. Не смею больше докучать, побегу на службу, полковник… — подскочил Иван из кресла, собрался в казарму бежать.

И тут вспомнил, где сейчас полковник, а где он сам и каким образом он с царем вот так запросто разговаривает. Хлопнул себя по лбу и упал в глубокое кожаное кресло без сил.

— Жаль. Очень жаль, — разочаровано выдохнул царь. — А я-то уж обрадовался, что ты и впрямь можешь убраться из моей башки. Обнадежился, дурень старый.