— Значит, слушай сюда, — прошептал Иван на ухо камердинеру, — пока чужие уши не слышат, вызовешь следом в тайную комнату палача при полном снаряжении, сделаешь это тихо. И еще… мухой в город слетаешь, только сам, никому не поручай. Найдешь в китайском квартале лавку Шан Джиня, передашь ему привет от Ивана Волгина и скажешь, что нужен славянский шкаф. Возьмешь у него… — он быстро перечислил дополнительные пожелания, надеясь на память дворецкого. — И без глупостей, Михалыч, большие изменения грядут, смотри не ошибись.
— Не ошибусь, Ваше Величество. Разрешите исполнять? — по решительности тона дворецкого Иван понял, что Михалыч на его стороне.
И пусть это, возможно, временное явление, пусть при другом раскладе Михалыч обратно переметнется, наша задача время выиграть и сумятицу в стан врага внести. Позже разберемся, кто друг, кто враг, а там и будем думать, что делать. Эх, Врубеля бы сюда, он бы стратегию предложил, а тут сплошная тактика и темнота впереди.
— Исполняй, Михалыч, и поменьше самодеятельности, — на всякий случай предупредил Иван.
Михалыч отдал честь, вспомнив видать былые гвардейские времена, и четким шагом вышел из царского кабинета.
Размышления о правде и справедливости в жизни чаще всего приводят к выводу о бессмысленности самой жизни.
— Так-так, — отозвался царь, — Ваня, ты в своем уме? Дворецкого на верную смерть послал, меня сейчас в капусту изрубят, а тебе лишь бы в войнушку поиграть! Не государственный подход, Ваня, детство играет.
— Детство говоришь, — нахмурился Иван, — может и детство. Только в том детстве был царь-надежа, самодержец, лихой рубака, который сам в бой полки вел и никого не боялся. Сказка скажешь, реклама для простачков? А на той сказке вера в Россию-матушку держится, верные тебе простые солдаты в той же сказке храбрость свою черпают, за царя-батюшку на смерть идут, корабли вражеские таранят.
— Ну-у-у, понимаешь, Иван, одно дело образ царя для народа, другое — жизнь дворцовая. Тут же как в крысятнике, не ты съешь, так тебя съедят. Есть защитник, поживешь подольше, а нет, так сожрут и башмаков не останется, — принялся оправдываться царь. — Народ-то он где? Далеко-о-о! А враги все тут во дворце, только и ждут момента, когда ты споткнешься. А то и сами ножку подставят, чтобы освободившееся место побыстрей занять.
— Болото, если хуже не сказать. Дерьмом попахивает, не замечаешь?
— Не замечаю, — обиделся царь.
— Принюхался, вот и не замечаешь!
— Ваня, ты много чего не знаешь, а уже радостно кинулся ломать не тобой построенное. Что это за манера у вас пролетариев такая — сперва все разрушить, а потом на развалинах заново строить начинать? Тут же веками все строилось, каждый человечек, как патрон в обойме, как кирпичик в стене крепостной, а ты кирпичики расшатываешь, да ту самую стену разрушаешь. И скажи, ну не враг ли ты после этого?
— Мудрено говоришь, Ваше Величество. Не знаю, кто такие пролетарии, явно что-то с полетами связанное, но скажу тебе откровенно, что стена твоя крепостная не более, чем забор деревянный латанный-перелатанный. И не камешки я в стене раскачиваю, а заплатки обдергиваю, чтобы нормально все выстроить, без подпорок и заплаток.
— Пустослов!
— Сам такой. Чего Меньшикова так боишься? Власть в твоих руках, любой указ подпиши и прижми того графа к ногтю, загони в тьму-таракань, чтобы неповадно было царю указывать. А ты ему в рот смотришь, аж противно!
— Не хочешь ты, Ваня, понимать сложности политической, куда тебе дурню в эти тонкости вникать? Привык рубить с плеча, выстрелил и отвалил, простая жизнь, незатейливая. А ежели, к примеру, с каждой ракетой перед пуском договариваться бы пришлось, много бы навоевал?
— Не понимаю я твоих аллегорий, царь-батюшка. Ракета она железная, чего с ней договариваться?
— А люди не железные, вот я к чему веду. Им чтобы шаг шагнуть, нужно сто слов сказать, чтобы дело сделать — подарочек получить, твою сторону в политике занять — долю власти получить. Так вот, Ваня, и никак иначе.
— Глупости, в армии тоже люди, а приказам подчиняются и никаких дополнительных благ не требуют. Присягу принял — служи верно!
— Присягу-у-у?! Да тут в день по сто раз ту присягу принимают и забирают обратно. Нет веры, Ваня, никому верить нельзя. Есть в союзниках сильное плечо, будут подчиняться, нету — считай покойник, политический труп.
— Так и заведи сильное плечо, а лучше кулак, возьми прямое управление войсками на себя, полицию поближе подтяни, да лично все проверяй, а не министрам поручай. Посмотрел я на твоих министров — смех, один другого стоит.
— Сильное плечо, говоришь? Прямое управление? Чтобы кем-то управлять, к тому умение иметь нужно. Ты думаешь меня с пеленок военным наукам учили? И чем тебе Меньшиков не сильное плечо? Именно ему, подлецу, и было поручено обеспечить безопасность. Именно он, негодяй, должен был ото всех напастей меня оберегать. И что вышло?
— Тут слепому видно, что вышло, — ухмыльнулся Иван.