Без Царя…

Впрочем, проектов такого рода в нынешнее время — сотни! Яркие, интересные, многообещающие… разваливающиеся прямо на глазах после столкновения с ерундовыми, ничтожнейшими препятствиями!

Примеров того не счесть, и только громких, бывших на слуху у всей страны, могу назвать десятки, и это навскидку. Начиная от женских батальонов, заканчивая… да собственно, ничего ещё не закончилось! Всё очень иллюзорно, странно, и ситуации, которых не может быть никогда потому, что их не может быть, случаются на каждом шагу.

Потому свой скепсис держу при себе, помалкиваю и слушаю, мотая на отсутствующий пока ус. Поспевая за Мартовым, внимаю Левину и успеваю здороваться со всеми мало-мальски знакомыми студентами и профессурой.

— Пыжов… — катится по коридору, и всем интересно, зачем я, чёрт подери, пришёл?! Репутация у меня своеобразная, и как всякий интендант, особой любовью я не пользуюсь.

Нечистым на руку меня мало кто считает, хотя безусловно, есть и такие. Но оценить налаженную логистику, договора и прочее тоже почти никто, увы, не способен.

Всё-то кажется молодёжи, что это элементарнейшие вещи, и нужно быть всего-навсего занудой и педантом, да иметь некоторый опыт в торговле. А так, разумеется, любой толковый человек способен… и себя почти все к таковым и причисляют.

По итогу, для многих я не тот, кто что-то доставал, заключал договора и обеспечивал сносный быт в несносных условиях Гражданской войны. Я — человек, который что-то там не обеспечил, не дал и не смог… и вообще — интендант!

Всё это отчасти нивелируется, а отчасти перехлёстывается яркими поступками, личной (вынужденной!) отвагой, и никем не оспариваемым умением воевать. В сравнению с основной массой — умело и результативно.

А ещё «Жопа…», напечатанная во всех газетах, да… Сложный я персонаж. Неоднозначный.

В кабинет Совета начал набиваться народ, давясь и переругиваясь хлеще торговок на базаре. Очень шумно, душно, сыро, накурено, взбудоражено.

— Какого чёрта?!

— … а я тебя сейчас так толкну…

— Владимир Ильич, побойтесь Бога?! — вскидываюсь, аж привстав на цыпочках и вытянув шею, но нет, тёзка… и хорошо, а то аж озноб по коже! Навеяло…

Я здороваюсь, жму руку, обмениваюсь фразами и улыбаюсь… зубасто, как умею. Раз уж рожа такая, что ещё чуть, и можно на фасад средневековой церкви вместо горгульи, то иногда и от противного идти можно! Так, чтоб пробирало народ от одной улыбочки.

Жду. Нужно поймать тот самый момент, а это буквально секунды…

— Кхе! Кхе-кхе! — начинаю кашлять и понимаю, что горло, оно и правда саднит. Машу руками и кашляю, кашляю… отслеживаю ситуацию, и…

— Граждане! Кхе! Граждане… — машу руками, — прошу удалиться всех, кто не состоит в Совете!

— Да что ж такое… — ругань возобновляется с новой силой. Мартов сверкает глазами, но потихонечку, медленно, чуть не в две минуты, лишние выталкиваются за дверь.

«Есть баланс!» — ликую я, и очень надеюсь, что не ошибся и правильно рассчитал момент. Крайней важно с одной стороны сохранить тайну хотя бы на пару часов, а с другой — сделать мой визит событием знаковым, чтобы оно не замылилось во всякой текучке, и студенчество замаялось от любопытства.

— Ну! — раздражённо торопит меня Мартов, привалившись спиной к двери.

— Кхм… — выразительно смотрю на нескольких представителей профессуры, расположившихся в кабинете весьма уверенно. С дымящимися папиросками, взгляды чуть снисходительные… впрочем, не перебарщивают. Мелькает иногда что-то этакое, да и то — смотреть надо.

— На правах наблюдателей от Союза Преподавателей, — отмахивается Аполлон Ильич, и видя мои вскинутые брови, поясняет ещё более раздражённо:

— Взаимообразно.

Киваю, не задавая дальнейших расспросов, хотя ох как интересно… Несколькими рублёным, загодя заготовленными фразами поясняю суть, и Совет моментально взрывается!

— Авантюра! — орёт Мартов, раздувая горло и багровея лицом, — Мальчишка! Ты хоть понимаешь…

— … а я считаю, — заступается за меня Илья, — что Пыжов всё сделал правильно, и…

— … да мы и сами! Понимаешь? Сами шли к этому… — не в такт поддерживает председателя Солоухин, — А эта авантюра!

— … медленно, поступательно, — врывается ещё один, — Ты понимаешь, что ты наделал? Это политика, а ты как мальчишка…

— Позвольте! — влезает незнакомый мне преподаватель, держа руку с тлеющей папироской на отлёте и не замечая, что задевает ей людей, — Я считаю…

— … это безумие! — слышу чей-то дискант, и тем же дискантом, скороговоркой — насколько я неправ.

— Это авантюра!

— Па-азвольте! — басит Солдатенков, — А я поддерживаю Алексея! Решительные времена требуют решительных мер, а мы тут турусы на колёсах[67] разводим! Марлезонский балет какой-то затеяли, а? Да нас так просто за счёт времени переиграют!

— Это мальчишество и авантюра! — взвился Мартов, — Несколько дней ничего не решат, а…

… и в этом момент дремлющие, притушенные доселе эмоции решили проснуться.

— Это Спарта-а! — заорал я в голос и захохотал.

… но меня, к сожалению, не поняли. Ну или поняли превратно, что немногим лучше…