Без ума от графа

Осторожность взяла верх над искренностью. Розамунде не хотелось открывать перед матерью свои подлинные чувства. Ее влекло к Гриффину, но признаваться в этом было рискованно и легкомысленно. К переживаниям и чувствам своих детей Нерисса была совершенно равнодушна. По собственному опыту Розамунда знала: если ей что-либо хотелось, то об этом до поры до времени лучше было помалкивать.

Не желая выводить мать из приятных заблуждений, она постаралась придать своему лицу самое простодушное выражение.

– Не понимаю, кого ты имеешь в виду. Кроме того, как можно говорить о флирте, если я еще не замужем.

– Моя дорогая, а для чего тогда светские сезоны, как не для того, чтобы присмотреть себе будущего любовника? – искренне удивилась Нерисса. – Последние годы прошли для тебя впустую.

Тут Нерисса улыбнулась.

– Впрочем, не совсем впустую. Хотя тебя считают благоразумной, однако ни для кого не секрет, что Лодердейл только ждет своего часа, чтобы увести тебя от мужа.

– Капитан Лодердейл – благородный человек, – начала было Розамунда.

Мать рассмеялась.

– Он благородный до тех пор, пока светло. Он сгорает от желания согреть твою постель, как только этот ужасный увалень выполнит свой долг. – Нерисса пожала плечом. – Впрочем, тут нет никакого преступления. Единственная выгода, которую леди получают после замужества, заключается в том, что можно быть неверными своим мужьям. Как мне жаль тех несчастных, которые выходят замуж по любви! Быть привязанной к одному-единственному мужчине всю жизнь?!

Нерисса передернула плечами.

Розамунда ничего не сказала в ответ. Конечно, ей были известны наклонности ее матери. Маркиза без конца перебегала из постели одного любовника в постель другого, словно выполняя некий таинственный танец.

Розамунда на собственной шкуре изведала все печальные последствия подобного образа жизни и поклялась, что никогда не последует примеру легкомысленной матери. Как только она выйдет замуж за Гриффина, прежде всего станет охранять семейный очаг: в доме должно быть уютно и покойно.

Ничто на свете не могло поколебать ее мечты, помешать добиться своей цели – ни мать, ни даже будущий муж.

– Мама, ты поедешь сегодня на раут, который устраивает леди Бигглсуорт? – спросила она, меняя тему беседы. – Герцог придумал нечто вроде семейного вечера.

Слишком поздно Розамунда поняла, как ошиблась, упомянув о вечере, на который ее мать не была приглашена. И все из-за того, что она считала, что герцог, ее брат и кузины были ей ближе и роднее, чем мать.

Нерисса невозмутимо ответила:

– Нет, я приглашена в другое место. Полагаю, там будет интереснее и веселее, чем у вас, дорогая. Как тебе еще не надоел герцог своим занудством и тупостью?

Монфор и леди Стейн никогда не питали друг к другу теплых чувств, но когда герцог забрал к себе детей Нериссы, между ними, казалось, пробежала черная кошка.

Герцог заявлял, что поступил точно в соответствии с волей покойного отца. Розамунда подозревала кое-что другое, но об этом не осмеливалась заговаривать с опекуном.

– Я вполне довольна, мама, – ответила она. – Во всяком случае, мне остается жить у герцога не так уж долго.

Хотя Нерисса не намеревалась обижать ее, тем не менее Розамунде стало неловко. Однако она не подала и виду, хотя сегодняшний визит к матери оставил неприятный осадок в душе.

Она как ни в чем не бывало улыбнулась.

– О, можно смело сказать, что мы с тобой еще не раз увидимся до этого события.

Леди Стейн с рассеянным видом, как будто забыв о незаконченном портрете, думала о чем-то своем. Розамунда тоже не горела желанием напоминать об этом матери. Если повезет, то незавершенная картина, вероятно, перекочует в мансарду, где и останется, никому не нужная и всеми позабытая. Как она сглупила, когда, выполнив материнскую просьбу, согласилась стать моделью для портрета. В следующий раз, чтобы избежать подобной неловкости, она непременно возьмет с собой Тибби.

– Аревуар, моя любовь, – сказала Нерисса, махнув на прощание рукой.

Зная, что мать не любит целоваться, Розамунда просто сделала реверанс.

– И ты не попросил его остаться у нас! – Возмущению Розамунды не было предела. – Энди, о чем ты думаешь? Почему ты такой невнимательный?

Розамунда и Эндрю Лидгейт сидели в небольшой уютной комнате, где привыкли уединяться, еще когда были детьми. Она словно была создана для доверительных бесед.

В центре комнаты лежал огромный дог мраморного черно-белого окраса, всеобщая домашняя любимица по кличке Офелия. Собака, как и сама обстановка, остававшаяся неизменной на протяжении многих лет, придавала их беседе еще более непринужденный характер.

Хорошо знакомая обстановка, которая была точно такой же, как и в тот день, когда испуганную и растерянную Розамунду еще девочкой впервые привезли в этот дом, напоминая ей о прошлом, позволяла соотнести его с ее нынешним положением.

Она выросла и стала красивой, уверенной в себе молодой женщиной. Безукоризненный наряд, тщательно уложенные волосы, драгоценности, украшавшие шею, голову и запястья, лучше всяких слов говорили о том, как ее любят в этом ставшем для нее родным доме.