Без ума от графа

Сердце Розамунды учащенно забилось, дыхание стало прерывистым. Его глаза больше не искрились весельем, напротив, в них чувствовалась напряженность. Нежно сжав голову обеими руками, он начал осыпать ее лицо и шею поцелуями.

У Розамунды закружилась голова. Она крепко ухватилась руками за его широкие плечи. Даже под сюртуком и рубашкой выступали его могучие мышцы.

Все время целуя ее, Гриффин аккуратно приподнял ее юбки, обнажив ноги. Когда он ласково погладил ее бедра пальцами, у нее от возбуждения остановилось дыхание. Он смотрел на нее, и по его лицу было видно, как он хочет ее.

Раздвинув ей ноги, он нежно коснулся самого сокровенного и чувствительного места. Одного этого прикосновения хватило, чтобы она задрожала, изогнулась от сладкой муки и умоляюще застонала. Его не надо было просить, он неутомимо ласкал ее, и ее возбуждение все усиливалось и нарастало.

– Если тебе вдруг станет неприятно, скажи мне, – прошептал он.

Розамунда покачала головой. Она готова была вынести любую боль ради того наслаждения, которое он дарил ей. Но во второй раз ей уже не было больно. Странное, удивительное ощущение овладело ею, ее тело приняло его, а он входил все глубже и глубже, пока наконец с хриплым стоном полностью не погрузился в нее.

На миг он остановился, как будто ему, а не ей, стало больно.

– Продолжай, – шепнула она. – Не останавливайся.

Розамунда попыталась двигаться в такт его движениям, но он удержал ее на месте. Он хотел взять ее так, как ему хотелось, и для нее было огромным блаженством просто лежать, ничего не делая.

Эхо отдаленного, но приближающегося наслаждения прокатилось по ее телу. Оно было еще далеко, но трепетное звучание волшебного оркестра пробегало по струнам ее души. Музыка ширилась, нарастала, он был дирижером, и чудесные звуки подчинялись взмахам его палочки.

Просунув под нее руки, он слегка приподнял ее, положение их тел изменилось, и он вошел в нее еще глубже, словно ударив по струнам блаженства в ее теле. Близилось крещендо.

От жгучего нетерпения она стонала и дрожала. Розамунда сама не знала, чего ей хочется, но музыка внутри звучала все громче, все настойчивее – ей казалось, что еще чуть-чуть, и она сойдет с ума от волнующих, сильных звуков, сотрясавших ее тело.

– Розамунда, – исступленно прошептал Гриффин. Она не поняла, о чем он просил ее. Но тут он поднял ее еще выше и, войдя внутрь резким мощным движением, пробудил внутри ее неведомое до сих пор наслаждение. Розамунда напряглась словно струна – казалось, еще немного и она порвется от мучительного напряжения, – но тут внезапно сладострастные конвульсии овладели ею. Крещендо зазвучало в ее душе и теле.

Волны музыки взметнули ее вверх, даря настоящее блаженство. Он лежал, хрипло дыша и не двигаясь, пока звучание чудесной музыки не стало ослабевать, стихать, и не угасло совсем.

Приоткрыв глаза, Розамунда увидела его довольное лицо. Она была так счастлива, что не могла вымолвить ни слова. Однако что-то самодовольное и в его взгляде подсказало ей, что не стоит быть такой пассивной в следующий раз.

Несмотря на это, блаженство переполняло ее сердце.

Они оба лежали на мягком душистом сене, постепенно приходя в себя. Искоса наблюдая за ним, она увидела, что он опять поглядывает на нее с нетерпением. Каким бы он мог быть восхитительным любовником – страстным, неутомимым, любвеобильным.

Но она не стала говорить ему об этом, а лукаво заметила:

– Похоже, ты очень доволен собой.

– Да, – усмехнулся он, – не стану скрывать. Очень доволен.

– И я тоже очень довольна тобой, – рассмеялась Розамунда.

Выражение его лица вдруг изменилось, став мягким и добрым.

– Нам пора идти домой. Мне кажется, что то же самое с не меньшим успехом мы повторим в нашей спальне.

Следующие дни, точнее ночи, были наполнены плотскими наслаждениями. По утрам Гриффин уходил по делам, отлучаясь почти на весь день. Требовалось много сил и времени, чтобы управлять таким большим поместьем как Пендон-Плейс.

Розамунда, засучив рукава, принялась наводить порядок в главном доме. Задача непосильная для трех служанок, оставшихся в доме. После кончины деда Гриффин уволил почти всю домашнюю прислугу, а те, что остались, сами уволились после страшной и таинственной гибели мистера Олбрайта. Те слуги, которые работали на конюшне, птичнике, в саду, одним словом, вне дома, ни за что не хотели делить кров со страшным господином Гриффином Девером.

– Что за чепуха! – возмутилась Розамунда. – Откуда такое предвзятое мнение?

– Рози, не могла бы ты говорить потише, – попросила ее Джекс. – Вон там идет миссис Симпкинс, главная сплетница во всей округе.

– Неужели? – с неожиданным любопытством воскликнула Розамунда. – Дорогая, у меня возникла одна мысль.

К удивлению Джекс, Розамунда, взяв ее под руку, потащила следом за миссис Симпкинс, которая вошла в галантерейную лавку. В этом популярном среди женщин всей округи заведении продавались ткани, пуговицы, ленты, тесьма и нитки. Розамунда уже не раз под разными предлогами посещала эту лавку и была знакома с хозяйкой миссис Торн.