Без ума от графа

Понимая, насколько хорошо слышно любое, даже негромко произнесенное слово в столь небольшом помещении, Розамунда намеренно четким и даже звонким голосом обратилась к Джекс:

– Ничего не поделаешь, дорогая Жаклин, наверное, придется нанимать прислугу из Лондона. Очень досадно, но я не вижу иного выхода. Если не считать двух приходящих служанок, которых я переманила из гостиницы, похоже, здесь нет приличной прислуги.

Жаклин все поняла с полуслова и ловко подхватила:

– Да-да, дорогая. Ты совершенно права.

– Придется платить слугам из Лондона двойное жалованье, чтобы заманить их в такую глушь. Хотя мне совсем не по душе нанимать для работы в провинции городскую избалованную прислугу. Они тут совершенно не на своем месте, да и местные жители точно не станут их любить.

– У всех приехавших слуг, наверное, есть дочери, а эти чудесные создания, выросшие в городе, презирают провинцию.

– О да. Еще как. А как надменно они смотрят на простых сельских обывателей! Пожалуй, я согласилась бы платить двойное жалованье местным жителям, разумеется – из числа честных и добросовестных, – но где их взять?! Хотя мне это не очень нравится, но, видимо, все-таки придется обратиться в лондонское агентство по найму прислуги. Без прислуги в Пендон-Плейс никак нельзя.

С замирающим от волнения сердцем Розамунда услышала оживленное перешептывание хозяйки галантерейной лавочки с самой злостной сплетницей во всей округе. Теперь она почти не сомневалась в том, что к концу недели Пендон-Плейс не будет испытывать ни малейшего недостатка в прислуге.

Выбрав ленту малинового цвета, Розамунда принялась разглядывать ее на ладони.

– Какая прелесть. Жаль, для меня она слишком темновата, но тебе такой цвет подойдет как нельзя лучше.

Примеряя цвет, она приложила ленту к руке Жаклин.

– М-да, она выглядела бы прекрасно, но у тебя не очень белая кожа.

Но тут ей на глаза попалась лента бледно-голубого цвета, которая как раз подходила под цвет глаз ее золовки и хорошо гармонировала с ее смугловатой кожей.

– Не вижу никакого смысла подбирать что-либо по цвету, – заупрямилась вдруг Джекс. Ей было противно заниматься подобными пустяками и безделушками, как она насмешливо называла галантерейные товары и украшения.

– Не говори впредь подобной чепухи, а я сделаю вид, будто ничего не слышала, – спокойно ответила Розамунда. – Дорогая, будет намного лучше, если ты перестанешь сердиться и ворчать. Давай лучше займемся делом. Красота в жизни во многом зависит от нас, надо только приложить к этому руки.

Жаклин понурилась и жалобно, хотя и пыталась выглядеть веселой, проговорила:

– Рози, но я ненавижу танцевать. Я переставляю ноги неуклюже, как пьяный жираф, так шутит Гриффин. Бедный Дирлав дает мне уроки танцев, но все бесполезно. Он буквально рвет на себе волосы от отчаяния. Я не преувеличиваю. Бедняга, по моей вине он скоро будет совсем лысым.

– Ну нет, мы этого не допустим, – усмехнулась Розамунда. – Как жаль, что здесь нет моего кузена Лидгейта. Он превосходный танцор и очень терпеливый учитель.

Сразу после свадьбы Розамунда обо всем написала родным, вызвав в ответ целую бурю писем со множеством подчеркиваний и восклицательных знаков от Сесили и сдержанных похвал от герцога Монфора.

От Ксавье не пришло ни строчки.

Розамунда просила родных и друзей не спешить к ней с визитами, до тех пор пока она не приведет Пендон-Плейс в надлежащий порядок. Ни она, ни Гриффин не собирались ехать в Лондон, хлопот было полным полно.

Но это не могло длиться вечно. Гриффин успешно наводил порядок в поместье, Жаклин тоже была готова к выходу в свет, и Розамунду почти ничего более не удерживало в Пендон-Плейс. Она с затаенным нетерпением предвкушала встречу со своими близкими, только мысль о Ксавье острой иглой торчала в сознании, но Розамунда всегда отгоняла ее прочь. Она едва не витала в облаках от счастья, и ей не хотелось ничем, даже в мыслях, омрачать его.

Несмотря на скрытую неприязнь Жаклин, Розамунда продолжала покупать разные ленты, кружева, пуговицы, нитки для вышивания, хотя уже не знала, куда все это девать: по своему качеству они заметно уступали схожим товарам, продававшимся в Лондоне.

Делая столь обильные покупки, она тем самым пыталась завоевать доверие владелицы галантерейной лавки. Давая деньги, она видела, как радостно и жадно горят глазки миссис Торн. И тут ей пришла в голову еще одна мысль. Вместо Диккона, который доставлял покупки в Пендон-Плейс, кстати, это входило в его обязанности, она попросила сделать это миссис Торн.

Надо было видеть, как загорелось от алчности ее лицо, с каким удовольствием она сжимала в руках полученные монетки. Через несколько дней Розамунда повторила подобный трюк еще раз. Вскоре она сделала столько ненужных покупок, что уже не знала, куда их девать.

– Дорогая, не могла бы ты объяснить, зачем нужно столько платков с моей монограммой? У меня их уже не меньше тридцати штук, – как-то раз спросил ее Гриффин.

– Их вышивает одна женщина в деревне, – намекнула ему Розамунда.

– Ага. – Гриффин задумчиво почесал подбородок. – Все равно я что-то ничего не понимаю.