Без ума от графа

– Все это зря. Неужели ты пытаешься поженить нас – меня и мистера Мэддокса?

Голос Жаклин дрогнул, и на глаза навернулись слезы.

– Дорогая, не надо так расстраиваться из-за пустяков.

Жаклин вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Ты не понимаешь. Никто не понимает. Каждый раз, когда вижу его, я обо всем забываю. А потом это опять возвращается, и мне больно. Рози, я не могу выйти замуж за Тони. Гриффин совершенно прав.

Тронутая ее горем до глубины души, Розамунда обняла Жаклин и ласково прижала к себе.

– В чем дело, дорогая? Поделись своим секретом со мной, и тебе станет легче.

Жаклин покачала головой и разрыдалась. Несмотря на все старания и утешения Розамунды, девушка никак не могла успокоиться.

Карета остановилась, и Жаклин пришлось взять себя в руки.

– Ступай к себе наверх, – ласково сказала Розамунда. – Я подойду через несколько минут.

– Не надо. – Жаклин попыталась улыбнуться. – Мне хочется побыть одной.

Гриффин прибыл домой поздно и навеселе, выпив немного больше бренди, чем следовало бы. Лидгейт и его друзья пришлись ему по душе.

Он поднялся к себе, где его поджидал камердинер.

– Вы, как всегда, на месте, Дирлав.

– Да, милорд, – ответил слуга, снимая сюртук с широченных плеч господина. – Вечер был приятным, милорд?

– Да, очень.

В новой компании ему было приятно. Все новые знакомые старательно выказывали ему дружелюбие. Действовал ли Лидгейт по просьбе Розамунды или по собственному желанию, в любом случае, и Гриффин видел это, Уэструдеры делали все от них зависящее, чтобы вступление в свет стало для него как можно более приятным.

Да, вечер удался. И теперь он собирался продолжить его с еще большим наслаждением в объятиях своей супруги.

– Леди Розамунда дома?

– Да, милорд. Графиня и леди Жаклин вернулись домой примерно с час назад.

– Хорошо. – Гриффин откинулся на изогнутую спинку своего любимого кресла и вытянул ноги.

Дирлав в рабочих перчатках принялся стаскивать сапоги, но так бережно, будто это было произведение искусства, а не обычная обувь. Впрочем, Гриффин привык к странностям слуги и перестал обращать на них внимание.

Приняв ванну, Гриффин отпустил дворецкого и, уже в халате, направился в их общую спальню. К его удивлению, она была пуста. Пожав плечами, он решил, что Розамунда еще не успела раздеться.

Сгорая от желания увидеть ее, он прошел через смежные комнаты на ее половину.

Она была у себя. Стоя перед зеркалом, любовалась своим отражением.

Действительно, тут было чем любоваться. У Гриффина перехватило дыхание, сладко сжалось сердце.

На ней была лишь одна сорочка, сшитая на манер греческой туники. Коротенькая, с глубоким вырезом, туника ничего не скрывала, а лишь подчеркивала ее красоту. Сквозь тонкую ткань просвечивали все ее прелести: круглые ягодицы, стройные ноги, высокая грудь.

Она выглядела словно прекрасная богиня. Возможно, как Афродита? Она сочетала в себе невинность и порочность, чистоту и грех – подобная смесь всегда возбуждала его.

– Боже мой, что за женщина. Ты хочешь, чтобы меня хватил удар? Чтобы я прямиком отправился на тот свет?

Она обернулась, на ее губах играла улыбка искусительницы.

Их тела сплелись в одном бешеном и страстном порыве, а потом они оба, расслабленные, довольные незаметно заснули. Проснувшись, утром, Гриффин увидел, что Розамунда лежит на боку, спиной прижавшись к нему. Его дружок тут же возбудился, и, не удержавшись, он овладел ею, возбуждая ее и вызывая острое наслаждение.

– Мм, – тихо прошептала она, – как приятно вот так просыпаться.

Она прильнула к нему.

– Может, у тебя еще кое-что осталось в запасе – порадовать меня?

– А как ты думаешь? – сгорая от желания, отозвался он.

Глава 22

Они еще лежали в постели, когда Розамунда решилась заговорить о том, что очень волновало ее.

Розамунда хотела обсудить все это еще вечером, после возвращения Гриффина из клуба, но он застал ее врасплох, именно в тот момент, когда она примеряла один из шокирующих нарядов, сшитых портнихой Джейн, которую ей порекомендовала Сесили.

А потом все покатилось, и уже никак нельзя было остановиться. Нет, она ничего не имела против занятий любовью, но во время их страстных слияний говорить о Мэддоксе было невозможно, да и сейчас неудобно. Гриффин счел бы это попыткой манипулировать им и встал бы на дыбы.

Но разве рано или поздно об этом не пришлось бы начать беседу? Скрепя сердце Розамунда решила приступить, пусть издалека, к интересующему ее предмету, тем более что она видела, в каком прекрасном благодушном настроении пребывает Гриффин.

– Наверное, я всю следующую неделю просижу дома, – сказала она, сладко потягиваясь.

– Какое несчастье. Тогда мне придется быть все время рядом с тобой.

– Бедненький! Как ты сможешь пережить это?

Он поцеловал ее. Глядя ему в глаза, Розамунда решилась.

– Гриффин, мне надо поговорить с тобой.

– Я так и знал, что хорошее рано или поздно заканчивается. Говори, я внимательно тебя слушаю.

– Я хочу поговорить о Жаклин и мистере Мэддоксе.

Гриффин чертыхнулся. Розамунда взяла его за руку.