Без ума от тебя

Зато теперь можно не думать о том, что нужно определять на хранение диван или кровать и как впихнуть в «гольф» полутораметровый папоротник. Как ни грустно сознавать, но то обстоятельство, что практически никаких ее вещей здесь не было, в каком-то смысле оправдывало ее отъезд. Или указывало на то, что она плохо старалась.

Может, это ее подсознание опережало события и задолго до того, как она осмыслила этот факт, знало, что хозяйкой особняка в Раундхее ей не бывать? «Не торопись покупать безделушки на Etsy», – как бы шептало оно.

Будь Джона сегодня поменьше, ее бы вполне это устроило, но он, разумеется, с надутым видом отирался поблизости, дожидаясь момента прощания. Он донимал ее вопросами о том, чего ей хочется, и в то же время никогда не думал о том, чего ей хотелось.

Когда Харриет наконец впихнула все барахло и захлопнула багажник, он, в толстовке с логотипом Университета штата Пенсильвания и мокасинах, подошел к машине, держа руки в карманах. Не вина Джона, что он быстро становился совершенно чужим для нее человеком – это она зря связалась с парнем из другой социальной обоймы. Очень самонадеянно с ее стороны.

– Ну что, все?

– Думаю, да.

Харриет покосилась на машину, делая вид, что речь идет о погрузке. Учитывая фотоаппаратуру, задача была непростой, но она опустила сиденья и справилась. Потом она заправила за уши выбившиеся из косы волосы и подтянула ленточку.

– Сообщишь адрес для пересылки корреспонденции?

– Конечно. Отправлю по мессенджеру.

Джон прикрыл глаза рукой от яркого июньского солнца.

– Нужно ведь что-то сказать, подобающее случаю, да? Не просто же «пока-пока».

Харриет казалось, что грудь придавило бетонной плитой. До этого мгновения ей не приходило в голову, что придется что-то говорить на прощание. Все-таки странно быть взрослой. Присутствуешь в чьей-то жизни, два года делишь постель с этим человеком, а потом вдруг испытываешь неловкость при предложении выпить кофе.

– Мы еще увидимся, – сказала она.

– Когда?

– Во время судебного разбирательства по делу Барти.

Он лишь слабо улыбнулся.

– Может, пожмем руки?

Казалось, Джон вот-вот расплачется. Харриет мысленно взмолилась, чтобы этого не произошло.

Она сделала шаг вперед и, приобняв его, пробормотала:

– Береги себя, Джон.

Он стиснул ее, прижал к себе и уткнулся лицом ей в плечо. Когда объятия разомкнулись, Харриет постаралась не встретиться с ним взглядом. С ее стороны это было трусостью, но она рассудила, что душераздирающая сцена никому не нужна, и прежде всего – Джону.

– До свидания, Харриет.

– Пока.

Когда машина отъезжала от дома, у нее перехватило горло – Харриет сознательно не замечала неподвижную фигуру в зеркале заднего вида. Прощай, Джон. Извини, что сделала больно. И за то, что два года нашей совместной жизни задержали тебя в поисках жены и матери твоих будущих детей. Она думала об этом без сарказма: ему хотелось семьи, и она желала ему обрести ее.

Следуя по навигатору в Минвуд, Харриет вспомнила о том, как на первом свидании в баре сказала Джону, что ей не одиноко.

Могла ли она сказать о себе такое сейчас? Нет. Было ли это правдой тогда? Пожалуй, нет. Тогда нежелание признаться в чувстве одиночества она приняла за его отсутствие.

Кого она обманывала? Сидя за рулем хэтчбека, в котором уместился весь ее жизненный багаж, она, точно душа неприкаянная, направлялась в дом, который никогда в глаза не видела. Харриет вцепилась в руль, буквально вонзаясь ногтями в пластик, и сморгнула слезы.

Может, ей на роду написано вечно скитаться, как перекати поле? Сирота – странное слово, овеянное трагедией, из лексикона старых романов. Определение, которое она упорно отказывалась применять к себе. Но сейчас, покинув дом одного мужчины и переезжая к другому, совершенно незнакомому, она ощущала себя именно так. Она мысленно произнесла: к маме и папе. Представь, что у тебя есть мама и папа, к которым можно сбежать. Она силилась – и не могла. Эти слова были не про нее, ей крайне редко случалось произносить их вслух. Однажды она нашла судебные постановления, в которых именовалась несовершеннолетней, лишенной законных опекунов.

Харриет встряхнулась, освобождаясь от непрошеной хандры. Это была, что называется, полная перезагрузка, только и всего, а полная перезагрузка – штука непростая. Придется переболеть экзистенциальным «гриппом первокурсника». Так что нужно крепиться.

Возможно, пребывание у Кэла Кларка – в доме, располагающем к вечеринкам, но в котором они не проводятся, – сулит ей преображение? Возможно, смысл ее жизни кроется в Минвуде, за дверью мандаринового цвета? Тогда работающая стиральная машина и отдельный мусорный бак для сортировки отходов ей бы точно не помешали.

Глава 13