— Знаешь, Веселов, я до встречи с тобой школу-то особо и не прогуливала, а тут…
— Скажи еще, что я пагубно на тебя влияю.
— Пагубно, — улыбка стала смелей, а еще большей стала амплитуда раскачивающейся качели…
— Такова твоя судьба, значит, — Андрей не пытался отрицать даже.
— Я не против, — ответ Катя шепнула, не заботясь особо, услышит Веселов или нет. Ветер начал трепать волосы, качели уносились вверх все выше, а тишину полуденного парка разбавлял заливистый смех девочки-Котенка.
После прогулки в парке они с жадностью утоптали по меню в Макдональдсе, потом же, не сильно спеша, взяли курс на Катину квартиру. Раз уж прогуляли, надо было хотя бы к завтрашним урокам подготовиться, да и не будешь же ты весь день по улице болтаться, а расставаться желания не было.
Снежана была немного удивлена, но рада видеть Катю с гостем. Позвала на чай, но они отказались — в комнату сразу пошли.
Новый войлочный друг нашел свое место на письменном столе, туда же отправились тетради и учебники, необходимые для подготовки домашки, но… что Катя, что Андрей не могли себя заставить взяться за дело. Устроились на кровати в развалочку, что-то пустое обсуждали, дернулись только, когда Снежа аккуратно постучала и сообщила, что они с ребятней идут гулять, но если что — в холодильнике полно еды…
— У тебя классная мачеха, — Андрей сказал уже после того, как молодые люди услышали щелчок замка. — Вряд ли они еще двадцать минут тому собирались гулять.
Катя улыбнулась.
— Да, очень классная. Марку повезло ее встретить.
— Папе…
Девушка глянула на Андрея мельком, удивленно. Не сразу поняла.
—
Самойлова вздохнула, опуская взгляд.
— Это сложно, Андрей. Поверь, я все это понимаю, но ты не жил с моей матерью до двенадцати. Ты не знаешь, как она реагировала, когда я Марка называла папой… У меня, как у собаки, рефлекс выработался. Легче звать так, как ей удобно было, иначе… Скандалы, истерики, слезы… Это все очень непросто было, не хочу даже вспоминать… — девушка рукой махнула, будто отгоняя видение, вставшее перед глазами.
— Тем не менее, ты хочешь с ней встретиться, — жаль, что Андрей так просто не согласился сменить тему. Провел пальцами по девичьей щеке, призывая все же на него смотреть, а не на крайне милое, конечно, но абсолютно бестолковое покрывало. — Зачем?
— Чтобы не жалеть… потом когда-нибудь… в старости… Когда воспоминания совсем сотрутся и пережито будет столько, что ее жизненные проколы перестанут казаться настолько непростительными.
— Ты искренне думаешь, что доживешься до подобного?
— Не знаю. Но и Лена в юности вряд ли думала, что ее жизнь сложится так, как сложилась.
— Я все равно считаю, что мы сами определяем свою судьбу. И пенять на «так сложилась жизнь» — это о человеческой слабости…
Катя плечами пожала, не торопясь с ответом. И спорить не хотелось (в конце концов, ей смешно было бы выступать в роли защитницы Лены), и во многом она была согласна, но не так уверена, как парень. Самойлова не могла с такой уверенностью в голосе, как у Андрея, рассуждать о том, что каждый кует свою судьбу самостоятельно. Иногда жутко становилось от мыслей, что существует такая штука как «наследственность». И вот какая эта наследственность у нее… Без слез не взглянешь.
Мать — наркоманка. Отец… неизвестно кто вообще. Живой? Как выглядит? Что делает? Чем болеет? Тоже на чем-то сидит?
Страхи повторить судьбы родителей (об одной из которых она даже не знала ничего) стали для Кати очень важными фактором, влияющим на то, как она жила.
Кому-то смешно может быть, а она к семнадцати ни разу ничего крепче новогоднего шампанского не пробовала, ни единой затяжки не сделала, не говоря уж о том, чтобы тусоваться по клубам и просто «наслаждаться жизнью». Она убегала от той судьбы, которая была начертана для нее генами. Катя не хотела когда-то оказаться в ситуации подобной той, в которой оказалась ее мать. Не хотела, чтобы и ее дочь услышала как-то, что родилась чисто потому, что мать не успела вовремя сделать аборт… Стоило вспомнить эту фразу — сразу же тошно делалось. Такое не забудешь. После такого здоровую самооценку не вернешь. Она ведь должна строиться на осознании того, что кто-то любит тебя безоговорочно. Просто потому, что ты есть. Мама ее так не любила.
— Но, если ты действительно хочешь с ней встретиться, тебе поторопиться надо. Вы с сегодня на завтра не договоритесь, ты же это понимаешь.
— Понимаю. Страшно просто… К отцу я с такой просьбой не подойду.
— Значит, к мачехе.
Катя вздохнула, она и сама думала об этом. Снежа не откажет. И воспримет легче, чем кто-либо из членов ее семейства. Конечно, будет отговаривать, предостерегать, но… Поможет.
— Я возьму телефон, только пообещай мне, что ты будешь рядом, когда я решусь позвонить, — Самойлова приблизилась к Андрею, уткнулась лицом в его свитер, обняла, пытаясь не дрожать осиновым листиком.
— Буду, — другого ответа и быть не могло бы. Оба это понимали. Безусловно ведь договорились. А это значит, и в радости, и в горе.