Без Веры…

…что-то холодное легло мне на раскалённый лоб, а потом сухие пальцы болезненно оттянули веки, едва не надрывая уголки, и в глаза мне заглянула морщинистая, несколько обрюзглая физиономия, украшенная чеховской бородкой, только что изрядно седой.

– Ну-с! – бодро сказала физиономия, обдав запахами лекарств и больных зубов, бесцеремонно вертя мою голову и пристально глядя через очёчки в золочёной оправе равнодушными глазами, – Сколько пальцев?

– Два, – вяло отозвался я, не вполне соображая, – а теперь три.

– Ну, что я могу сказать? – физиономия отпрянула от меня, и я машинально повернул голову вслед.

– Неприятно, разумеется, – с казённым сочувствием продолжил врач, сидя на стуле подле моей постели и отсчитываясь о ситуации стоящему в дверях отцу, – но и ничего страшного. Гимназисты, бывает, от переутомления в обморок прямо в классе падают. А травмы…

Он пожал плечами и заключил равнодушно:

– Ничего страшного. Дети, что вы хотите!

– Так что? – поинтересовался отец, не слишком убедительно показывая голосом озабоченность моим состоянием.

– Недельку пусть отдохнёт, – постановил медик, – записку в гимназию я сейчас же напишу. Где же… а, вижу!

Сев за мой стол у окна, он подвинул чернильницу поближе, проверил перо и быстро набросал записку, вырвав листок из специального блокнота.

– Вот и всё, – медик встал, протягивая записку отцу, – Денька три постельный режим и никаких уроков, а потом можно постепенно вставать.

– Так может, и нечего дома бездельничать? – не к месту оживился отец.

– Ни в коем случае! – заступился за меня медик, – Вы что, нервической горячки хотите?

Он принялся что-то объяснять отцу, поминутно поправляя очки и вставляя в разговор медицинские термины.

– Может, по рюмочке? – предложил Пыжов старший, пытаясь перейти в привычные рамки.

– Хм… – зажевал губами врач, явно напрашиваясь на уговоры.

– Калгановой!? – наступал отец, и медик, так и оставшийся безымянным для меня, удалился в гостиную.

Дверь в комнату так и осталась приоткрытой, и я хорошо слышу голоса, звуки собираемого стола и всю ту суету, что сопровождает появление гостей. Юрий Сергеевич, то бишь папенька, впечатление производить умеет – за что, собственно, и держат на службе. Ну и за происхождение, не без этого…

Подробностей не знаю, но память уверенно подсказывает, что дворяне, особенно потомственные, при поступлении на службу или учёбу вполне официально имеют фору. Да и уволить их с государственной службы не так-то просто!

Скрипнула дверь, и в комнату вошла Фрося, поменяв на лбу вымоченную в уксусе тряпку. За ней, несколько минут спустя, заглянула Люба, и хмыкнув, удалилась прочь, не сказав ни слова. Нина так и не заглянула.

– … в траты батюшку ввёл, – разбудив, укоризненно сказала Фрося, и сжав бесформенные губы в комок, поменяла повязку.

– Вставать мине теперь из-за ево посередь ночи… – услышал я недовольное Фросино ворчание, и служанка, демонстративно шаркая по полу толстыми ногами в старых опорках, удалилась прочь, прикрывая за собой дверь, – Вот ишшо! Тоже, придумали господа!

Глава 2 Рефлексия ГГ и понимание, что он – попал!

Окно моей спальни выходит во двор, и право слово, виды из него открываются вполне заурядные, и я бы даже сказал – унылые. Через мутноватое стекло, давно нуждающееся в тряпке, виднеется кусок двора, интересный разве только вовсе уж малому ребёнку или человеку престарелому, ветхому телом и разумом.

Дровяные и угольный сараи, несколько тощих кустов сирени с чахлыми завязями соцветий, бузина и старая, раскидистая берёза с потрескавшейся корой, закрывающая своей кроной большую часть двора. Под ногами вытоптанная глинистая земля, перемешанная со всяким сором, и от того не превращающаяся после ненастной погоды в болото.

Почему бы не замостить это булыжником, или хотя бы не засыпать щебёнкой, лично мне понять сложно. Обойдётся это не то чтобы в копейки, но в суммы, вполне посильные для домовладельца. К тому же, один из обитателей полуподвала работает в каменоломне, и если озадачить его, пообещав снижение платы за жильё, решить вопрос можно будет и вовсе за копейки. Но нет…

За кустами, если встать на подоконник или письменный стол, отодвинув в сторону чернильницу и тетради, виднеется уголок деревянного нужника, предназначенного простому люду из полуподвала. Крыша его, покрытая подгнившей дранкой, поросла пятнами зелёно-бурого мха, а в щели задней стенки, прячась в кустах жимолости, вечно подглядывают мальчишки, движимые естественным в таком возрасте любопытством.

Пакостников гоняют, крутят уши и устраивая шумные скандалы родителям, но без особого толка. Судя по всему, либидо у местных мальчишек совершенно ядерное, раз уж выдерживает позорные скандалы и нещадные порки, не смущаясь даже сортирным оттенком эротических откровений.