Без Веры

Словно чего-то стремалась. От кого-то гасилась. И это было, наверное, на самом деле, именно так. Боялась того, что не выдержит жестоких кумаров и однажды сорвется, снова пустится во все тяжкие. Пряталась за ширмой южноамериканских телесериалов и между страницами потрепанных книг прежде всего от себя, проблемной и непредсказуемой, всегда способной в любой момент вдруг выкинуть нечто такое, чему потом поражалась сама: «И как я могла! И черт меня дернул! Вот дура! Что натворила!» Но тогда обычно был поздняк плакаться по потерянному.

Так же, как и сейчас было поздно развернуть назад все, что по ее воле произошло с Костоправом. Зато можно было попробовать что-нибудь сделать. И для начала обеспечить доставку Костиного письма смотрящему зоны…

– Здравствуйте. – Крис догнала двух степенных местных матрон с яркой коляской, неспешно направлявшихся по очищенной от снега улице к магазину. – Мне надо найти одного человека. Он местный. Летом работал на сплаве. Плотовщиком. Его зовут Савва. Вы не подскажете?

– Савва? – Бабы переглянулись, и та, что катила коляску, состроила печальную рожу. – Дык помер он, Савва-то. От этого… блин, от цирроза. В Ухте, у свояченицы. Туды помирать и поехал. Там и похоронили.

«Засада, мать твою! Что ж теперь делать?» – разочарованно вздохнула Крис.

Но в этот момент другая бабенка вернула ей утраченную надежду.

– Дык то Рубашкин! – Она даже замерла, пораженная вдруг посетившей ее мозговую извилину мыслью. В круглой башке местной красавицы, которая с успехом могла бы позировать живописцу Кустодиеву, в мгновение ока выстроилась логическая цепочка. – Он летось помер. А в Ухту съехал еще по весне. Так? – посмотрела она на подругу.

– Так, – согласилась та.

– Кря-а-ак! – подпело из коляски мамаше ее ненаглядное чадо.

По губам Кристины скользнула улыбка.

– А раз так, как же мог он работать на сплаве? Мертвай-та! – развеселилась матрона (та, что без коляски). – Не-е-е! То не он. Ты, наверное, ищешь Митроху? – смерила она дружелюбным взглядом юную девочку в нарядной дубленке, украшенной национальным ненецким орнаментом. – Того, что с Болота?

– Не знаю, – растерянно пожала плечами Кристина. – Наверное. Только он не Митроха, а Савва.

– Савва, конечно. Баранов. Митроха – его погоняло, – совершенно непринужденно ввернула словечко из блатного жаргона жительница этих вытоптанных зековскими кирзачами мест. – Мы просто как-то привыкли: Митроха, да и Митроха. А то, что он Савва, и позабыли. Невысокий такой? И ноги колесами?

– Ага, – обрадованно кивнула Кристина. Именно эти приметы и дал ей Костоправ: маленький и кривоногий мужик лет сорока. И что же за ласты у этого Саввы, если всем сразу бросается в глаза их кривизна? Интересно бы посмотреть. Впрочем, похоже, что скоро у нее будет такая возможность. – Баранову этому лет сорок, ведь так?

– Сорок и есть, – согласилась кустодиевская красавица. – Може, чуть боле; може, помене. Но где-то так.

– Его и ищу. А что, у вас в Ижме, Савв больше нет? – с ехидцей поинтересовалась Кристина, довольная тем, что с первой попытки нашла кого надо. – Так мало? Лишь двое? Вернее, теперь только один? – поправилась она, вовремя вспомнив о безвременно ушедшем из жизни в Ухте у свояченицы: Савве Рубашкине.

– Только один, – рассмеялась ее собеседница, чутко уловив в последнем вопросе подкол. – Есть еще Полиграф. Не желаешь?

– А он симпатичный?

– Тьфу! Импотент! – слишком уж агрессивно выплюнула бабенка характеристику этому мужику, и Кристина сразу подумала, что та, пожалуй, имела печальный опыт общения с ним. – Шерпачня дешевая, выпердыш! Одно тока и есть у заглотыша, что евоное имя… Знаешь, как на Болото пройтить? Или вот чего. Ежли хочешь, айда с нами к магазину. Тама сичас алкашей прорва толчется, на вино наскребают. Дашь червонец кому на малек самогонки, дык и доведет прямо до дома. Митроху-то тут всякий знает. Мы сами тебя проводили бы, прогулялися бы, да вот тока с коляской… – Баба развела короткими полными ручками и дала волю своему любопытству: – А чего он тебе, Баранов-то?… А ты сюда к Толяну приехала?… Еще весной?… С мамашей?… А чего дома сиднем сидишь? Скукотища жа здеся! Заходи в гости, коль хочешь. Тебя как зовут?… А меня Таней. А ее вот, – кивнула она на свою спутницу, застрявшую в этот момент с коляской в небольшом снежном заносе, – Анютой. Ее муж, между прочим, с твоим дядей работает. Прапорщик он. Паша Шевчук. Може, слыхала?

– Нет, не слыхала, – отрицательно покачала головой Кристина и еще раз повторила про себя имя этого прапора: «Паша Шевчук. Надо рассказать о знакомстве с его женой Костоправу. А вдруг пригодится?»

У магазина Татьяна сразу же выцепила из компании забулдыг здоровенного, внешностью напоминающего йети, аборигена, наряженного в драную телогрейку, из которой торчали клочки бурой ваты, и в огромные, размера шестидесятого, черные валенки.