Без вести...

«Дранг нах Остен» — с этим воплем в сорок первом году двадцатого века кинулись на Советскую Россию фашисты, а с ними Отто фон Крингер.

В особняке на тихой улице, спускающейся к гранитному берегу Изара, осталась вдова покойного. Ей что-то около пятидесяти. Высокая, не по годам стройная блондинка, с белыми, словно синтетическими волосами, она была свежа и румяна. И только самый внимательный взгляд мог уловить паутинку морщинок на ее лице.

Нижний этаж особняка занимал ресторан «Фауст». Здесь всегда водились отличные коньяки и французские вина, можно было потанцевать, а то и принять участие в каком-нибудь модном диспуте. На втором этаже размещались так называемые девичьи комнаты. На второй этаж допускались только «порядочные люди», постоянные посетители заведения фрау фон Крингер. Здесь на правах своего человека нередко бывал Константин Витальевич Милославский.

Два дня в зале ресторана проходила конференция газеты «Посев», у которой давно выработалась своя твердая «линия» — клевета, злые наветы, подлые измышления о русском народе. Она издается на средства иностранных шпионских служб людьми, которые называют себя русскими солидаристами и членами НТС.

Понятно, что Милославский почтил конференцию своим присутствием, хоть и не велика была радость выслушивать болтовню продажных скоморохов, но ведь порою приходится исполнять и неприятные обязанности!

Константин Витальевич лениво слушал осипших ораторов. Из всех речей уловил только одно: дела российских солидаристов плохи.

По окончании официальной части была устроена шумная попойка. Глухо вздыхали контрабасы, завывали тромбоны, тявкали саксофоны. И вся эта какофония, сопровождаемая звоном, дребезжанием и грохотом барабанов, бешено металась по огромному залу, разрывая густые облака сизого дыма.

В танцах изгибались полуголые танцовщицы из ночного кабаре и девицы фрау фон Крингер. Милославский брезгливо поморщился и поднялся на второй этаж. Служанка сообщила ему, что хозяйка ждет его в гостиной.

Когда он перешагнул порог гостиной, фрау фон Крингер поднялась навстречу.

— О, майн гот! Господин Милославский, я вас совсем потеряла...

Константин Витальевич приложился к ручке.

— Виноват, фрау фон Крингер. Простите великодушно. Все дела...

Он отступил на шаг и воскликнул:

— О, фрау! Вы прелестны, помолодели на двадцать лет.

Крингер, польщенная словами гостя, улыбнулась и погрозила пальцем.

— Вы неисправимы...

— О, что вы! Я от всего сердца.

Он осмотрел гостиную и воскликнул:

— Новые картины! Не откажите в объяснениях, фрау, один я здесь беспомощен.

Хозяйка взяла его под руку, подвела к картине, висящей в широком простенке между стрельчатыми окнами.

— Это — «Всадница» Марка Шагалла... Марк Шагалл родился в России, а сейчас, говорят, живет во Франции...

— Любопытно... А это что? — Милославский повернулся к смежной стене.

— О, дорогой Константин Витальевич... Это же Фриц Шмидт. «Одинокая женщина».

— Постойте, постойте, фрау, кажется, начинаю прозревать... Да, да, конечно, женщина... Женщина, покинутая всеми и никому больше ненужная, как старый хлам... в заброшенном чулане.

Фрау фон Крингер насмешливо скривила яркий рот

— Должна признаться вам, господин Милославский, сколько я ни гляжу на эту картину, женщины на ней не могу отыскать...

Они уселись в кресле и начался обычный светский разговор. Под конец Константин Витальевич осторожно осведомился о здоровье Эльзы — девушки из «девичьих комнат».

— Здорова, но сегодня чем-то расстроена... Зайдите, может, вам удастся успокоить ее.

Милославский приложился губами к горячей руке фрау.

Уже шестой год живет Эльза в этом заведении. Худенькая, она и в тридцать лет похожа на девочку-подростка. Резко очерченные скулы, глубокая посадка темно-коричневых глаз непонятно напоминали об Азии.

Вначале она была посудницей на кухне, потом официанткой. Заметив, что многие посетители ресторана обращают на нее внимание, фрау фон Крингер предложила ей перейти в комнаты. К ее удивлению, Эльза подчинилась.

Константин Витальевич заходил сюда всякий раз, когда бывал в Мюнхене по делам службы, а иногда приезжал и специально. Со временем между ними установились настолько странные отношения: в отличие от других посетителей, которых девушка принимала с отвращением и брезгливостью, Милославского она покорно терпела.

Когда Константин Витальевич вошел в комнату, Эльза сидела в кресле. Углубившись в чтение, она не слышала стука в дверь. Он слегка коснулся ее плеча. Девушка вздрогнула, нехотя поднялась и вяло протянула ему холодную руку.

— Чем же ты увлеклась? — спросил Милославский.

Эльза молча показала истрепанную книгу в сером бумажном переплете.

— О, Достоевский, «Записки из мертвого дома». Нравится?

— Очень. Здесь рассказывается о людях, каких я постоянно вижу вокруг себя. Хочешь послушать?

— Попробую.

Удобно устроившись в кресле, Эльза начала тихим, прерывающимся голосом:

«...Кровь и власть пьянят: развиваются загрубелость, разврат, уму и чувству становятся доступны и, наконец, сладки самые ненормальные явления...»