Без вести пропавший

— Кто были те двое? Говори!

— Я не зна… — начал Болеславский и не договорил. Американец ударил его наотмашь и, неокрепший после болезни, поляк снова упал.

— Вставай, скот! Говори! — Гаррис прибавил крепкое ругательство. — Ну!

Болеславский поднялся, потирая ушибленную щеку, и понуро уставился в землю.

— Скажешь ты, собачий сын! — И снова удар, и поток гнуснейшей брани. Болеславский вскинул руки для защиты, пошатнулся, но удержался.

Вторая колонна заключенных поравнялась с фонарем. Арестанты равнодушно смотрели на избиение.

Афанасьев, не задумываясь, выскочил из рядов и схватил Гарриса за руку, занесенную для нового удара.

Гаррис обернулся, его глаза налились кровью.

— А… а! — прорычал он. — И ты захотел?

Если бы удар пришелся в грудь или в плечо, Николай Афанасьев стерпел бы, как терпел прежде. Но кулак Гарриса угодил в лицо. Афанасьев мгновенно забыл, что на нем не китель с погонами, а полосатая куртка, что он арестант, а не офицер. Его бьют по лицу!

Афанасьев, не раздумывая, ударил Гарриса по всем правилам боксерского искусства. Левой рукой быстро и сильно ткнул под ложечку, правой поддал снизу в подбородок. Американец скорчился, будто кланяясь противнику, разогнулся и грохнулся навзничь.

— Беги, Ян! — крикнул Николай. — Я сам управлюсь.

Но бежать было поздно. Трое охранников уже спешили к месту стычки. Болеславский укоризненно посмотрел на Афанасьева, будто хотел сказать: — «Зря ты вмешался», — и покорно протянул руки. Охранник готовился защелкнуть наручники. Но в этот момент появился помощник начальника лагеря капитан Мортон.

Охранник поспешно сунул наручники в карман и доложил о драке.

— Вот этот, — он указал на Афанасьева, — ударил Гарриса.

— Это я видел, — неторопливо ответил Мортон… — Должен сознаться — удар чертовски хорош. Почти нокаут. Не правда ли, Гаррис?

Гаррис поднялся. Пошатываясь и придерживая рукой скулу, он прохрипел:

— Правда, сэр. Но то был нечестный удар и если вы позволите…

— Второй раунд? — Мортон рассмеялся. — Продолжить этот матч было бы недурно, но… — Капитан вспомнил о долге службы и сказал сурово: — С ума вы сошли, Гаррис! Катитесь в лазарет, покажите доктору ваши печенки… Гм… да… А этого… — он взглянул на Афанасьева. — Как фамилия?

— Парчевский, — нехотя ответил Афанасьев. — Надсмотрщик бил заключенного и я…

— Я все видел! — перебил Мортон, тщетно пытаясь погасить улыбку. — Вы боксер?

— Нет, сэр, любитель.

— Для любителя — блестящий удар… Гм… да… За что вы отбываете наказание, Парчевский?

Вопрос был неожиданным. В лагере никто не спрашивал об этом. Афанасьев посмотрел прямо в глаза офицеру и ответил искренне:

— Ни за что! Я ни в чем не виновен!

Мортон нахмурился. Похоже, что его пытаются обмануть, вызвать жалость. Ну, это не пройдет!

— Зачем вы лжете? — сказал он резким, не допускающим возражений, тоном. — В нашем лагере нет невинных людей! И быть не может. Впрочем, я справлюсь, в деле. А теперь… — Мортон знаком поманил сержанта. — Сними с него повязку, Джо, дай сюда и отведи драчуна в карцер. Десять суток на хлебе… Но не трогать его, запрещаю! — Мортон снова от души рассмеялся. — А то и тебе скулу своротит. Ну, марш!

Десять суток голодный Афанасьев томился в карцере. Он много думал о случившемся. Надо начинать все сначала. Терпеть и унижаться. Удастся ли вновь заслужить «отличие»?

Зачем вмешался? Глупо, что ударил. Но как было удержаться? Он офицер… советский офицер — был и есть. И будет, когда вырвется отсюда. Честь воина не спрячешь в карман, как носовой платок! Но драться… Полно, не дрался он, а лишь сбил с ног негодяя, столько раз беспричинно оскорблявшего его. И этот удар по лицу!..

Афанасьев мысленно перенесся на Родину. Что сказали бы товарищи, что подумал бы майор Петров? Осудили бы, или нет? Офицер ввязался в драку… Если бы ударили Тоню… или мать, что я сделал бы? Но это невероятно. Не буду больше думать. Такой уж я дурной — и баста!..

В бараке Афанасьеву сразу сообщили приятную новость. Гарриса куда-то перевели дня через три после драки.

— Спасибо тебе, Парчевский! — возбужденно благодарили заключенные. — Убрали «собаку». Качать его, ребята!

— Качайте, — согласился Афанасьев. — Только не шибко, потолок здесь низковат.

Качали бережно и любовно, как ребенка.

— Тебе повезло, Николай, — сказал Болеславский, когда поулеглось волнение. — Нарвался бы ты на кого другого, — дрянно кончилось бы. Но Мортон помешан на боксе! И Гарриса он не жаловал. Говорят, Мортон и выгнал «собаку».

«Пожалуй, повезло, — решил Афанасьев. — Видно и здесь есть порядочные люди…»

Снова потянулись серые дни. Зима пошла на убыль, в воздухе потеплело, снег стаял. В лагере зазеленели чахлые деревца, на невытоптанных местах пробилась трава.