Без вины виноватые

Позже Винин понял: отец считал, что мать с бабушкой настраивают его против родителя, вот и говорил никого не слушать. «Дурак он», – с четырнадцати лет огорчённо смеялся матери Модест и был, к сожалению, прав.

Дверь кухни приоткрылась, чем привлекла внимание Винина. Он, подкравшись, посмотрел через щель на кухню. Перед ним предстала интересная картина: оживший и удивлённый Тихон медленно поднялся со стула и со слезами бросился в объятия любимой женщины, прижав её к себе и горячо целуя в щёки, лоб, нос. Солнцева в ответ его целовала и ярко улыбалась. Винин, поняв, что всё прошло хорошо, засиял от счастья. Нет, всё не просто прошло хорошо, всё стало хорошо!

– Они помирились? – сложив руки за спиной, спросил Лука. Винин кивнул. – Видишь, всё хорошо! Ты зря переживал.

Энгель, забывшись в печальных мыслях, с мрачной завистью глядел друга, ведь тот был счастлив, а он – нет. У художника не было причин радоваться, когда его со всех сторон окружили неприятные мысли, тени печали, гнева и досады, терзали переживания о любви и ревность. Почему когда ему так плохо, Винину так хорошо? Почему он тоже не может быть счастлив? Это несправедливо! И Энгель, хмурясь, сжал кулаки от досады и закрыл глаза, чтобы более не смотреть на счастливого товарища.

Скотос, сидя в кресле, страшно молчал.

IV

Мармеладная улица

Вокруг сидят друзья, – я точно не один,

Не тет-а-тет со страхом и тревогой.

Но, к сожалению, я в окружении скотин.

Уж лучше сгнить в квартире одинокой.

* * *

Даменсток, 19 июня, 1044 год

Время 20:04

На улице ещё светло.

В смущении порозовело небо, лодками в небесном океане плыли эфирные облака. В вечернем воздухе смешались табачный дым, слабое дыхание деревьев и кислый алкогольный запашок. Ярко сияла предлинная Мармеладная улица, или, как её прозвали тамошние обитатели, «рай», где каждое заведение было баром, кальянной, забегаловкой, публичным домом или клубом. При заходе солнца здесь открывалось множество заведений, чьи вывески сверкали ослепительнее фонарей. Над дверьми красовались самые различные названия: «Яма», «Интимное кредо», «Аристократы», «Кривая крыша» и тому подобное. Каждую ночь по «раю» разгуливали шебутные пьяницы, полунагие проститутки и молодёжь, решившиеся повеселиться в сумбурную темень.

Энгель и Винин в компании пяти общих знакомых шли по Мармеладной, подбирая место, где могли бы остановиться, недорого купить вина с закусками и вскоре зашли в забегаловку «Блэк & Уайт». Так как забегаловка работала круглосуточно и находилась неподалёку от «рая», её приписывали к «мармеладным» заведениям, что поначалу совершенно не нравилось её владелице. Но поделать с этим она ничего не могла, смирилась и со временем нашла множество плюсов в ночных сменах: в кассу капали деньги от загулявших и посещаемость забегаловки стремительно возрастала. «Ради такого можно и крошкой репутации пожертвовать», – как-то раз, разговорившись, брякнула владелица Винину. Больше они ни разу не заговаривали, только кивали друг другу в знак приветствия.

Заняв свободный стол, Энгель, Савелий Жадин, Николай Тьюддин, Нестор Обжоров и Сет Прайд расположились на диване, а Винин с Григорием Хамловым сели на стулья.

«Что в такое время и в таком месте делал Модест Винин?» – в будущем задавался вопросом Рефлекто, пока не узнал, что писателя позвали на прогулку неожиданно. Можно сказать, его насильно вывели из дома, чтоб он «развеялся, повеселился», но не сказали куда идут. Винин считал Мармеладную улицу нечестивой, и никогда в ночное время не гулял по ней, боясь тамошних обитателей. Из-за этой невинности приятели считали его странным, потому решили устроить эксперимент и собрались показать скромняге «взрослую разгульную жизнь».

Энгель, как и Винин, не любил таких прогулок, но в этот раз сам организовал вечер и, тут же зайдя в забегаловку, небрежно повелел двенадцатилетнему полуслепому подростку принести им несколько бутылок вина и коньяка. Неестественно для себя он мрачнел, грубил, торопливо выпивал бокал за бокалом, криво усмехался и говорил развязно, чем удивлял Винина, никогда не видевшего его выпившим. Остальные ни капли не удивлялись пьянству Энгеля, наливали ему то вина, то коньяка, сами опустошали бутылки, громко хохотали и, влившись в окружающую пьяную среду, распевали со всеми песни:

Я с детства слышал мысли,
Как кот и пёс дрались они!
И каждый день пел небылицы
Злой бес, кричащий изнутри:
«О Го-осподи! О Го-спо-ди!
Ты на себя-то погляди!
О Го-осподи! О Го-спо-ди!
Злодей в лице, злодей внутри!»

Хамлов, прекращая петь, всё тряс Винина за плечо, кричал ему в ухо:

– Модька, подпевай! – и вливался в уже другую песнь: