– Несчастная моя Дашенька, несчастная! – сквозь плач приговаривал дедушка, сморкаясь. – Она так хотела перед смертью на Аделю посмотреть, говорила, что умирать боится… Бредила всю последнюю неделю и угасала, как пламешко, а мне оставалось только смотреть. Умирала она страшно, так страшно!.. Нет ничего хуже, чем смотреть, как умирает твоё дитя, – это страшнее всего на свете!.. А ведь она у меня оставалась одна, – нет больше у меня родственников, не с кем горе разделить…
Винин помолчал, формулируя мысль, и полушёпотом сказал:
– Мне вас очень жаль. Это и вправду тяжело…
– Мне… мне больше нет смысла бродить по этому миру. Понимаешь, внучок? Некуда мне пойти, не с кем горе разделить: соседям всё равно, все родные и друзья покоятся под землёй! Теперь жду, когда меня настигнет удар или сам всяких таблеток отыщу…
Внезапно совсем рядом раздался тонкий девичий голосок, – к ним подошла миловидная шатенка в шляпке с бантом, нежно-сиреневом платьице, с собранными в пучок волосами. Небесные глаза выражали глубокую печаль; такая печаль бывает лишь у отчаявшихся людей, брошенных судьбой и фортуной, отчего начинало казаться, что девушка намного старше своих лет. Молодость её лица рушилась тоской и придавала ей страшную взрослость.
– Прошу прощения, – со слабыми остатками надежды обратилась она к дедушке, – это вы господин Веринин?
– Веринин? Да, я, – вытерев слёзы платком, просипел удивлённый дедушка. Тоненькие губки незнакомки расплылись в счастливой улыбке. – А вы?..
– Дедушка, наконец-то я с вами встретилась! – она ласково взяла старческую ладонь и заулыбалась ещё счастливее. В её глазах проскользнул луч солнца, отогнавший тучи горечи. – Узнаёте меня?
Веринин часто заморгал, не веря ни глазам, ни ушам, – перед ним стояла его внучка! Он вскочил на ноги и внимательно рассмотрел её личико ближе. Аделя, всплеснув руками, обняла его за шею.
– Аделя, это ты?..
– Это я, дедушка!
– Но что ты тут делаешь?
– К вам приехала!
– А отец?..
– Я сбежала, иначе не пустил бы. Я, как узнала о смерти мамы, сразу ринулась к вам, дедушка!
– Аделя!..
Они впервые обнялись после мучительно долгой разлуки, заулыбались ярче солнца и, казалось, дедушка с внучкой стали самыми счастливыми людьми на всей земле. Нежились разлучённые души недолго и вскоре ушли, держась за руки, позабыв про Винина. Но писатель не огорчился, напротив, стал до безумия рад чужой радости и с облегчением вздохнул.
– Хорошего вам дня, – улыбнулся он и продолжил кормить голубей.
В квартире писателя горел свет, по кухне разгуливали разговоры, – приехала мама, а вместе с ней в гости зашёл и Энгель. Они встретились в магазине, удивившись неожиданной встрече, купили торт и дружно отправились к Винину. Винин совсем не ждал гостей, отчего пришлось наспех украсить стол оставшимися в шкафчиках пряностями.
С их прихода прошло два часа. Энгель с Солнцевой всё время говорили друг с другом: художник рассказывал об успехах в работе, о коллегах и своей матери, но при лёгком намёке на Геру становился задумчив и нервно переводил тему, Солнцева же говорила о своих маленьких путешествиях, поездках к подругам и старым друзьям. Винин молчаливо слушал их, выпивая горький кофе кружку за кружкой.
– Вот я недавно ходил на выставку работ Позднина и Бесонновой, – улыбался Энгель.
Солнцева просияла:
– Бесонновой? Это не она ли рисовала «Господина Смерть» и «Маэстро»?
– Она-она! Удивлён, что вы слышали о ней. Сейчас про Бесоннову даже в наших кругах почти не вспоминают.
– Как? Не вспоминают?
– Да! Изредка её фамилия проскальзывает в диалогах, но не так часто, как хотелось бы. Я люблю и Бесоннову, и Позднина, и их работы, но кого ни спрошу, никто о них не слышал!
– Господи! Таких творцов и гениев нельзя забывать! – голос Солнцевой затрещал от возмущения. – Не понимаю, как можно забыть про Бесоннову, ведь она – самое настоящее солнце! А я ведь знала её до исчезновения; она мне и Тихону рисовала совместный портрет…
Энгель сильно удивился:
– Вы знали Бесоннову?
– Да. Разве я не рассказывала?
– Впервые слышу! А Позднина знали? Он ведь был учителем Бесонновой, вдруг видели…
– Нет, с ним мне познакомиться не удалось, – и шёпотом она добавила: «Царство ему небесное…»
Художник подвинулся ближе, искрясь заинтересованностью.
– А расскажите, какой была Бесоннова? Правда ли, что она была очаровательная и добрая?
– Не то слово! Она была невероятной девушкой и прекраснейшим человеком: и вежливая, и ласковая, и внимательная, а выглядела как королева! Мастерская у неё вся аккуратная, чистая и сверкала от блеска! Как сейчас помню чёрную стальную дверь её мастерской, жёлтые стены, увешанные картинами, и она за мольбертом как грациозная птица! Она нарисовала нас с Тихоном за два сеанса и так интересно рассказывала про живопись! Голос у неё был очень мягкий и приятный, так и хотелось слушать!
– Интересно… А где сам портрет?