Опешившая незнакомка прикусила губу, и было видно: ей хотелось запротестовать, но она не знала, что ответить. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась, между всхлипываниями повторяя: «О, мои малыши, о, мой дорогой!..» Она не знала, что и думать: слова писателя заставили её пожалеть о своём жалком желании умереть и пробудили в её мыслях тёплые воспоминания прошедших счастливых дней. Ведь и вправду: разве её смерти были бы рады близкие люди? Если бы её семья была жива, они бы радовались её смерти? Разве она одна? Нет, не одна! С ней тёплые воспоминания о родных, мысленно и душевно они с ней рядом!
Погружённая в болезненные думы, её из пучины мыслей вывел раздавшийся зов. «Лизавета!» – послышались восклицания, – вдалеке показался взволнованный мужчина в чёрной мастерке. Женские плечи дрогнули, заплаканные глаза устремились к приближающейся фигуре, в которой она узнала кого-то близкого.
Мужчина остановился перед бедняжкой и, запыхавшись, воскликнул:
– Лизавета! Боже мой, я тебя обыскался!
– Федот?..
И тут же к ней пришло осознание: она не одна. Она не брошена, не забыта и боже! как она могла забыть того человека, который всегда был рядом с ней в трудную и счастливую минуту, готовый прибежать на любой её зов и сделать для неё всё, лишь бы она улыбалась? Разве она осталась одна? Разве её семья хотела бы её смерти? Нет.
Лизавета в отчаянии бросилась в объятия Федота и зарыдала пуще прежнего, вцепившись в его руки с боязнью отпустить. Федот молчал, с печальной нежностью прижимал её к себе и целовал её в холодный лоб, тем самым говоря о том, что он её не бросит. Винин встретился с ним взглядом, поднялся и исчез за деревьями в парке.
Родион, наблюдавший за этой трогательной сценой с моста, печально хмыкнул и ушёл в противоположную сторону.
Глава 2
Одиночество
Часы, эти бездушные часы повсюду! Они настойчиво стучали в такт пульсу, давили на раскалившиеся нервы вместе с тем, как привычно ругались братья-мысли, хватали друг друга за воротники, кричали и грозились убить друг друга. Винин устало зажмурился, желая, чтобы голоса скорее утихли, но они, как назло, становились громче. Мысли вперемешку скользили по памяти, доставая глубоко затаённые воспоминания, пытали неконтролируемым анализом и пересчитывали каждый его нехороший поступок или слово по косточкам и каждый смотрел со своей стороны.
–
«Помню», – без чувств ответил писатель.
–
–
–
–
Скотос хохотал. Он знал, что метко ударил в незажившую рану ножом и жестоко расковырял её. Луке хватило одного взгляда на Винина, чтобы увидеть в бездонных глазах отголоском прошлого ликующую смерть.
–
Но Винин его не слышал. Он оказался в прошлом, где до него доносились ругающиеся голоса бабушки и матери: бабушка всё говорила дочери не повышать на неё голос, хотя сама уже надрывалась от криков, в то время как мать старалась говорить спокойно, даже тихо, но, не выдержав, тоже начала повышать тон. Бабушка продолжала просить не повышать на неё голос, плакала, что она никому не нужна в этом доме, что она всем мешает, и грозилась уехать. Двенадцатилетний Винин сидел в своей комнате и смотрел в стену. Забывшись в истерическом припадке, он вышел к ругающимся родным и, крича с надеждой на то, что так его услышат, бросился расспрашивать бабушку: «Почему вы считаете, что вы никому не нужны?», «Почему считаете, что вы нам мешаете?», «Почему говорите, что я в будущем выброшу мою маму из дому?» и тому подобное.