Окружение в тылу врага опасно вдвойне. Выходя из одного кольца, не знаешь — не попадешь ли в другое. Мы отходили медленно, устраивая карателям «карусель» на минных полях. И все же они настойчиво продвигались вперед. Поляки-проводники докладывали, что самые тайные тропинки немцы заминировали и спешно стягивают новые силы для стремительного удара.
Ночью в штабной землянке собрались командиры групп. На походном столе коптилка, сделанная из гильзы артиллерийского снаряда, тускло освещала карту с последней оперативной обстановкой.
— Немцы окружили нас, — сказал я. — Нужно найти выход из положения.
Партизаны склонились над картой. Маленький зеленый островок в левом углу ее обведен черным жирным кружком.
— Сейчас мы встретились с регулярными частями вермахта. У них артиллерия и танки, солдаты хорошо подготовлены, отлично вооружены, Положение сложное. — Я говорил медленно, чтобы каждый мог подумать и дать свой совет.
— И еще, — добавил я. — К нашему счастью, у нас боеприпасов достаточно. Пробиться из кольца силой оружия мы можем.
Партизаны, собираясь с мыслями, молчали.
Первым заговорил Иван Кабаченко:
— Мое мнение — врага надо атаковать. Разведчики в ближайшие сутки выяснят обстановку, и мы должны пробиться из окружения.
Андрей Кучеров сказал:
— Наиболее верный путь — попробовать незаметно выскользнуть из окружения. Уверен, что вокруг нас не сплошное кольцо… И через сутки разведка укажет наиболее подходящее место для выхода из окружения.
— Дальше оставаться здесь мы не можем, — сказал врач Ревенко. Он никогда не спешил соглашаться, никому не поддакивал, не подхватывал чужих мыслей. Его первейшая забота была о раненых. Это знали партизаны и без колебаний поддерживали врача, верили ему, как надежному другу. — У меня четыре раненых и десяток тяжело больных. Чтобы их вынести, понадобится двадцать санитаров.
Иван Царенко поддержал Кабаченко, но предложил атаковать врага сразу в пяти-шести местах, чтобы скрыть направление нашего отхода.
Михаил Имас потянул к себе карту. Огонек в снарядной гильзе замигал.
— А может, действительно, не стоит идти в атаку? Пусть немцы наступают. — Он склонился над картой.
Радистка Шура давно заметила, что если Имас тщательно выбрит да еще одет в немецкую форму, значит, операция предстоит сложная. Михаил как-то признался ей, что не может идти в разведку, пока не привыкнет к новому мундиру и знакам различия, а их немцы придумали внушительное количество для всех родов войск.
На этот раз на Имасе был китель майора вермахта с серебряными витыми погонами без звезд.
— Атаковать противника можно, — сказал я. — Но спешить с этим не стоит. Положение наше серьезное, но не трагическое. Фашисты не знают, сколько нас, наступают с опаской. Потерь мы фактически не имеем, а каратели уже почувствовали, что такое минные ловушки. Постараемся завлечь их в западню.
В землянке стало тихо. Огонек коптилки вздрагивал, блики тусклого света освещали задумчивые лица партизан. Имас мял в руках немецкую офицерскую фуражку.
— Пожалуй, это то…
Для партизан приказ был законом. Каждый из них в силу своих способностей, смекалки и воинского мастерства стремился как можно четче выполнить боевое задание. Я старался учитывать «специализацию» ребят и непременно тому или другому человеку поручал то, что он мог выполнить наилучшим образом. В трудных условиях сразу становились заметными сильные и слабые стороны каждого из нас. Мы жили на виду один у другого: вместе ходили на выполнение боевых заданий, вместе голодали, делили самокрутку и сухарь, вместе радовались успехам, тяжело переживали неудачи. В таких условиях человеческие качества проявлялись моментально.
Когда боевые друзья разошлись по своим подразделениям, Филипп Петрович закурил, медленно прошелся по землянке.
— Задумался, командир?
Я вопросительно посмотрел на Похилько.
— Есть у меня одно предложение. — Комиссар затянулся сигаретой. — Суть дела в следующем…
И вот уже Александр Георгадзе собирает минеров. Задание было не из легких — за ночь предстояло устроить и замаскировать минное поле, а днем, как только гитлеровцы выйдут на него, взорвать. Все работали, не замечая усталости, проявляя исключительную находчивость, смекалку и хитрость.
Лесную дорогу и прилегающую к ней поляну заминировали. Десятки проводов вели к электрическим замыкателям, но все они находились под землей, надежно скрытые от чужих глаз.
Георгадзе впервые за последние полтора года с радостью и нетерпением ожидал появления солнца. В лесу — тишина, как перед грозой. Даже птицы покинули район, в котором притаилась смерть.
Гитлеровцы решили преследовать партизан.
Георгадзе видел, как лихо понеслись бронетранспортеры с пехотой, как подпрыгивали на ухабах расчехленные пушки. «Ну, держитесь, каратели!» Рука Георгадзе прикипела к ручке электровзрывателя. «Пора? Нет, еще немножко подожду». Через несколько секунд Георгадзе одним движением руки распорол тишину мощными взрывами.