Читаем Без войны и на войне полностью

Хочу добавить еще один штрих к описанию событий под Корсунь-Шевченковским. Когда отец весьма эмоционально описывал в домашнем кругу увиденное им на следующий день после окончания сражения – в воображении возникал образ поистине верещагинского масштаба (помните полотно «Поле после битвы»?). К слову, очевидцу тех событий, известному английскому журналисту Александру Верту, тоже пришла на ум подобная аналогия с знаменитой картиной русского художника-баталиста.

Вспоминая те дни и потери, понесенные противником, отец признавал:


«Такого большого количества трупов на сравнительно небольшом участке мне не пришлось видеть на войне ни до, ни после этого. Немцы предприняли безнадежную попытку прорваться ночью из “котла”, и это стоило им страшных потерь. Жестокое кровопролитие не входило в наши планы. Штеммерману был послан ультиматум, который он отклонил. Тогда я отдал приказ пленить окруженную группировку. Но в связи с тем, что командовавший ею генерал Штеммерман в свою очередь отдал приказ пробиться во что бы то ни стало, мы были вынуждены противопоставить силе силу. Немцы шли ночью, напролом, в плотных боевых колоннах. Мы остановили их огнем и танками. Все это происходило в кромешной темноте, в буран. Под утро снег прекратился, и я поехал через поле боя на санях, потому что ни на чем другом передвигаться было невозможно. Несмотря на нашу победу, зрелище было ужасно тяжелое».

Львов наш!

В кабинете отца на стене, над кушеткой, где он любил отдыхать, висела вышитый гладью знаменитый сюжет художника Юрия Непринцева «Отдых после боя». Обычно картину называют «Василий Теркин», именно этот образ стал основой композиции. На маленькой табличке – надпись о том, что картину вышивали жены офицеров Прикарпатского военного округа, которым после войны командовал отец. В советские времена на здании штаба округа во Львове была установлена мемориальная доска в память о командующем, а одна из улиц, что вела к старинному живописному Стрыйскому парку, была названа его именем. На этой улице стоял особняк, где жила наша семья, на нем также некогда была доска с барельефом Конева и надписью на украинском языке. Львов, где прошли несколько лет жизни семьи, остался в памяти.

Освобождение Львова, точнее – проведение Львовско-Сандомирской операции, стало яркой демонстрацией полководческого «почерка» моего отца. В архиве осталось несколько документов и писем, которые свидетельствуют об особом отношении к этому сражению, отозвавшемся и в личной судьбе отца: после успешного завершения операции он стал Героем Советского Союза.

Один из сохранившихся документов в архиве, – письмо Борису Полевому. В год написания письма Борис Николаевич выпустил повесть о Коневе под названием «Полководец». В письме отца содержится на нее своего рода рецензия, но одновременно и заметки, изложенные по многолетней военной привычке по пунктам. На первом месте – оценка событий, связанных с освобождением Львова.


«Это единственная стратегическая операция в войне, проводившаяся одним фронтом (1-й Украинский), громившим немецкую группу армий “Северная Украина”. Если сравнить Белорусскую операцию с Львовской, то там тоже одну немецкую группу армий “Центр” громили четыре наших фронта. Правда, в конце операции противник усилил группу армий “Центр”. Как видится, масштаб Львовской операции необычный».


Еще один важный архивный документ – написанная Коневым сразу после войны автобиография. Удивительно, что в тексте, в котором сведены разные пласты военной деятельности, Львовской операции и Сандомирскому плацдарму он отвел целых две страницы, хотя сама автобиография, как и положено, изложена кратко. Думаю, такой посыл объясняется активной полемикой среди профессионалов о правомерности рисков при проведении стратегических операций, о решениях, которые принимали наши стратеги, ломая привычные схемы. Такой «неклассической», но успешной операцией была и Львовско-Сандомирская. В воспоминаниях Конев не стал скрывать, что был очень настойчив в проведении операции по своему плану. Сталин настаивал на своем видении, но доводы и настойчивость Конева заставили Сталина согласиться в конце концов с планом командующего фронтом.


Перейти на страницу:

Все книги серии Проза истории

Клятва. История сестер, выживших в Освенциме
Клятва. История сестер, выживших в Освенциме

Рена и Данка – сестры из первого состава узников-евреев, который привез в Освенцим 1010 молодых женщин. Не многим удалось спастись. Сестрам, которые провели в лагере смерти 3 года и 41 день – удалось.Рассказ Рены уникален. Он – о том, как выживают люди, о семье и памяти, которые помогают даже в самые тяжелые и беспросветные времена не сдаваться и идти до конца. Он возвращает из небытия имена заключенных женщин и воздает дань памяти всем тем людям, которые им помогали. Картошка, которую украдкой сунула Рене полька во время марша смерти, дала девушке мужество продолжать жить. Этот жест сказал ей: «Я вижу тебя. Ты голодна. Ты человек». И это также значимо, как и подвиги Оскара Шиндлера и короля Дании. И также задевает за живое, как история татуировщика из Освенцима.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Рена Корнрайх Гелиссен , Хэзер Дьюи Макадэм

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза