Без взаимности (ЛП)

Судя по всему, он все видел. Вот черт. Я отхожу от Дилана подальше, потому что между нами ничего нет. Хочется подбежать к Томасу и сказать, что этот поцелуй ничего не значил. Сделав было шаг вперед, я тут же вспоминаю, где мы находимся — и, что еще важней, кто мы по отношению друг к другу.

Так что броситься в объятия к Томасу я никак не могу. И побаиваюсь ему даже улыбнуться. Мне приходится держать рот закрытым, иначе выдам наш секрет. Как много всего мы не можем себе позволить, что для других пар обычное дело. Впрочем, мы даже не пара.

— Доброе утро, профессор, — с беспокойством в голосе приветствует Томаса Дилан.

Едва удостоив его взглядом, Томас направляется к нам. Что он задумал? При виде его каменного лица и решительной походки я сглатываю образовавшийся в горле комок. Двигаясь сами по себе, мои ноги отступают на пару шагов назад.

Томас останавливается прямо передо мной. Его голубые глаза испускают пламя. Не в состоянии стерпеть, я открываю рот, чтобы сказать хоть что-нибудь — лишь бы нарушить эту агрессивную тишину, — но Томас меня опережает.

— Прошу прощения.

— Что? — подняв голову, спрашиваю я.

В течение нескольких секунд Томас молча на меня смотрит.

— Вы не даете мне пройти.

Когда я облизываю губы, его глаза вспыхивают, становясь еще более насыщенно-голубыми, если такое вообще возможно. Внутри становится приятно-больно, и мне хочется выгнуться в пояснице — чего сделать я никак не могу. В этот момент словно очнувшись от транса, я оглядываюсь по сторонам. Я и правда мешаю ему войти в аудиторию.

— Извините, — отвечаю я.

Как только я отхожу в сторону, Томас заходит в класс.

Это занятие проходит стремительно. Мы обсуждаем сатирические стихи Джона Уилмота, поэта XVII века. По его словам, люди — это звери, а общество этих зверей окультуривает. Поэтому пошло оно, общество. И нахрен здравый смысл. Делай что хочешь. Не сдерживай порывы, следуй им. Пожалуй, я бы ему поверила, не будь у него вереницы любовниц и не закончи он свои дни из-за ИППП.

За все это время Томас на меня ни разу не смотрит. Он выглядит как обычно, и никаких признаков гнева я заметить не могу, словно перед занятием ничего такого не произошло.

Может, я придаю этому слишком большое значение? Может, он совершенно не против? А может, просто не заметил? Это было бы здорово, потому что ничего, по сути, и не произошло, но радости я все равно не испытываю. Все что угодно, — хотя трудно сказать, что именно, — но только не радость.

По окончании занятия я принимаю решение обсудить это с Томасом, но шанса все никак не подворачивается. Его окружили несколько девушек, имени которых я даже не знаю, и засыпают вопросами. Обычно Томас сдержан и не поощряет дискуссии, выходя из класса, прежде чем кто-то успевает задать вопрос. Но сегодня решил задержаться и терпеливо ответить на все, что его спрашивают. Улыбается, кивает и пространно что-то объясняет. Он никогда не делал ничего подобного. Никогда.

С каждой секундой я чувствую себя все хуже и хуже. Мне слишком беспокойно, а внутри скопилось слишком много неизрасходованной энергии. Это возбуждает и сводит с ума. Все, что мне нужно, — это чтобы он посмотрел на меня один лишь раз. Всего раз.

Когда терпеливо сидеть больше не могу, я срываюсь с места и выбегаю из аудитории. Через весь кампус я бегу на следующее занятие и, сев у окна, смотрю на заснеженный двор. Спокойствие и безмятежность зимнего пейзажа только ухудшают мое настроение. Почему мир не взрывается вместе со мной? Я понимаю, что стоит переработать свое расстройство во что-то более продуктивное, например, написать стихи. Но пошли они, эти стихи. Нахрен все.

Почему он не взглянул на меня? Зачем разговаривал с этими девицами? Почему не проигнорировал этот ровным счетом ничего не стоящий поцелуй?

Я встаю, от чего мой стул громко скрипит. Профессор останавливается на полуслове, и все на меня таращатся, но на этот раз мне абсолютно наплевать. Собрав вещи, я торопливо говорю учителю:

— Я м-м-м… сегодня плохо себя чувствую. Мне нужно уйти.

Не дождавшись его ответа, я спускаюсь по лестнице лекционного зала и выбегаю в коридор. Десять минут спустя я пробираюсь в «Лабиринте» сквозь типичную для этого места толпу; помещения здесь как будто слишком маленькие и не вмещают такое количество студентов. А через считанные секунды я стою у двери в кабинет Томаса и кладу ладонь на ручку. Открываю и вижу его, сидящего за столом читающего какие-то бумаги.

Закрываю за собой дверь, изолировав внешний шум — или как минимум приглушив его. Внимание Томаса меня обычно успокаивает. Утихомиривает живущего внутри зверя, воющего в его отсутствие.

Но сейчас от спокойствия я очень далека.

— Этот поцелуй ничего не значил, — безо всякого вступления говорю я. — Дилан просто был злой и… ну да, поцеловал меня, но я тут же отошла в сторону.

Не говоря ни слова, Томас кладет ручку в сторону, но в выражении лица что-то мелькает — что-то, смягчающее его черты. Я не могу понять, что это означает, потому что в голове туман. Томас встает и обходит стол, но ко мне не подходит.