Без жалости

В полной темноте он обнял меня и поцеловал. Сначала его поцелуи были легки, как прикосновение пера, но потом он стал целовать меня крепко и страстно, отчего у меня по телу волной разлился горячечный жар, а в горле пересохло. Это старое, почти забытое ощущение напугало меня: к близости с Ноа я была не готова.

И тогда я оттолкнула его.

— Что вам от меня нужно, Ноа?

Он коснулся губами моего уха.

— Прямо сейчас? Вот этого…

— Мне нужно идти, — сказала я.

— А мне здесь больше нравится — с тобой, — прошептал он.

— Мне тоже, но я сейчас не в себе. Нервы сдают, — сказала я.

Он нежно пожал мне руку.

— Позволь в таком случае хотя бы проводить тебя…

* * *

Огонь в камине едва теплился, но все-таки света было достаточно, чтобы я могла окинуть взглядом гостиную — никого. В доме было темно и тихо, как в склепе. Поднявшись по лестнице в свою комнату, я сбросила одежду и, поеживаясь от холода, залезла в ледяную постель.

Тело мое еще помнило прикосновения Ноа, а губы горели от его поцелуев. Простыни были такими холодными, что мне вдруг ужасно захотелось, чтобы он оказался рядом. Это было как наваждение. Я, женщина, которая совсем недавно оттолкнула его от себя и отказалась от его объятий, теперь, наоборот, жаждала их. Мне хотелось ощущать у себя на груди его руки, чувствовать прикосновение его живота, гладить его по длинным мускулистым ногам. Мне хотелось снова и снова впитывать в себя его запах — эту сложную смесь ароматов земли, конюшни и чистого, здорового мужского тела.

Потом меня посетила мысль совсем другого порядка.

«Интересно, — подумала я, — как Ноа удалось так тихо войти в конюшню, что я ничего не услышала? В самом ли деле он зашел туда, потому что увидел свет моего фонаря, — или же он находился там все время и кого-то поджидал?»

Я взбила подушку и плотнее завернулась в одеяло. Единственное, чего мне хотелось, — это уснуть. И побыстрее — чтобы отделаться от навязчивых мыслей, которые сводили меня с ума.

Глава 5

Когда я проснулась, в окно моей комнаты светило солнце, а на противоположной от оконного проема стене метались тени ветвей росших у меня под окном деревьев. Сильный ветер задувал в каждую щель оконной рамы. Никто не удосужился закрыть ставни, поэтому по всему дому гуляли ледяные сквозняки.

Обстановка у меня в комнате была спартанская: кровать, столик, лампа, бюро и выцветшие полотняные шторы, которые я никогда не задергивала. Солнечный свет, отражаясь от искристой поверхности снега, нещадно слепил глаза.

Прищурившись, я посмотрела на небо, по которому ветер гнал серо-стальные громады облаков, грозивших затянуть горизонт непроницаемой пеленой. В данный момент, однако, на небе царило солнце. Как только я проснулась, в моем сознании снова возникли образы вчерашнего дня. Воспоминания стали затягивать мои горизонты точно так же, как облака постепенно затягивали небо.

Я вспомнила лицо своего мертвого отца, всю ту ложь, которую нагромоздили вокруг меня за тридцать лет бабуля и Райан. Потом перед моим мысленным взором предстала Эми, державшая в руках завещание Эдварда. Признаться, я не хотела обо всем этом думать, но дурные мысли, не спрашивая меня, вновь и вновь проникали в мое сознание, тревожа душу.

Пейзаж за окном по сравнению со вчерашним утром изменился совершенно. Все вокруг было покрыто искрящимся белым снегом. Не было видно ни одного ориентира, ни одной приметы сделавшегося за последнее время привычным осеннего ландшафта. Только кое-где сквозь сугробы, которые намело за ночь, проглядывал редкий штакетник по периметру наших полей. Все постройки, которые я раньше видела из окна, включая курятник и мастерскую, были полностью занесены снегом.

«Прими душ, — сказала я себе, — смой пугающие образы вчерашнего дня и начни жизнь сначала».

Я поднялась с постели, дрожа от холода, надела халат, натянула на ноги теплые шерстяные носки и проскользнула по коридору в ванную. Электричество, по счастью, было. Я открутила краны и, несмотря на жалобный рев, который издавали трубы, добилась, чтобы из душа потекла горячая вода. Потом, скинув халат и сунув носки в карманы, я шагнула под горячие, упругие струи душа.

Ванная постепенно стала наполняться паром. Горячая вода скатывалась по моему телу, омывая шею, грудь, живот и ноги. Я потянулась к стоявшей на полке бутылочке с шампунем, налила его в горсть и стала намыливать голову. Проделав эту операцию дважды и тщательно промыв волосы, я вышла из душа и терла себя полотенцем до тех пор, пока кожа не покраснела.

Признаться, я редко уделяла такое повышенное внимание своей коже. Оказывается, зря. Я ее наконец почувствовала. Раньше мне казалось, что она потеряла всякую чувствительность и стала какой-то резиновой. Сказывалось элементарное отсутствие ласки. В течение последних двенадцати месяцев меня никто не гладил: ни мужчина, ни ребенок. Ко мне просто никто не прикасался — даже родная дочь.

Вычистив зубы и высушив волосы феном, я облачилась в халат, натянула носки и пошла по продуваемому всеми ветрами коридору к себе в комнату.