Без жалости

— Я не собиралась оставлять его себе, — сказала она. — Просто хотела выяснить, кто этот человек. Но потом услышала голоса людей, испугалась и ускакала. У меня не было времени, чтобы сунуть бумажник ему в карман.

— Значит, завещание находилось у него в бумажнике?

— Да. Но тогда я об этом не знала. Я заглянула в него позже, когда вернулась в дом. Обнаружила завещание и стала его читать. Ну а потом появилась ты… Но повторяю, когда я потрошила бумажник, я не знала, что это бумажник Эдварда. Я всего лишь хотела выяснить, кто этот человек и откуда сюда приехал. Я очень тебя прошу — не говори об этом отцу.

— Даже и не знаю, смогу ли я выполнить твою просьбу, — пробормотала я, прикидывая в уме, сколько лжи мне придется нагромоздить, чтобы скрыть поступок Эми. — Бумажник-то у тебя остался?

Эми вспыхнула.

— Я швырнула его в пруд до того, как началась буря и пруд замерз. В бумажнике, кроме завещания, находилось еще несколько кредитных карточек.

— Наличность ты, конечно, оставила себе?

Эми утвердительно кивнула. При этом у нее порозовели уши.

— Послушай, Эми, почему ты воруешь деньги? Или есть какая-нибудь вещь, которую ты очень хочешь купить?

— Я хочу купить себе машину, — едва слышно произнесла Эми.

— Но у тебя даже нет водительских прав. Ты ведь еще несовершеннолетняя.

— На прошлой неделе я ездила в транспортную полицию и проходила тесты. Ты, возможно, этого не знаешь, но существуют особые правила для подростков, которые живут на удаленных фермах. Им разрешается получать права в пятнадцать лет. Между прочим, тесты я успешно прошла и права получила.

— А зачем, скажи на милость, тебе понадобилась машина?

Губы у Эми задрожали, а ее глаза наполнились слезами.

— Я хотела куда-нибудь отсюда уехать.

У меня словно рот забило пеплом.

— Ты хочешь сказать, что собиралась вернуться к отцу? Или ты намеревалась сбежать из дома?

Она покачала головой. Я сразу подметила, что дочь гложет какая-то душевная печаль.

— Я здесь несчастлива, — пролепетала она. — Я говорила тебе об этом тысячу раз, но ты не обращала внимания на мои слова. Я ненавижу школу. А ферма так далеко от города, что нельзя пойти ни на вечеринку, ни на свидание. У нас даже кабельного телевидения нет.

Я попыталась было что-то сказать, но Эми перебила меня и заговорила снова — быстро-быстро, так, будто боялась, что потом у нее не хватит силы духа все это повторить.

— А что мне здесь делать? Ты бродишь по дому как лунатик и занимаешься только тем, что ходишь на охоту да слушаешь бабушкины запиленные пластинки. Ты же врач, мама. Почему ты не работаешь?

Я задумалась: в самом деле, почему я не работаю? Ответить на этот вопрос было не так-то просто. Прежде чем я успела найти нужные слова, Эми продолжила свою маленькую речь, с жаром излагая точку зрения на мою жизнь и мои поступки.

— Я всегда думала, что взрослые знают, чего хотят, и умеют устроить свою жизнь. Но оказалось, что это не так. Взять хоть тебя, к примеру: ты взрослая, а жизнь у тебя не складывается. Главное же — ты не хочешь ничего делать и почти не разговариваешь со мной.

— Неправда! — воскликнула я. — Я все время пыталась с тобой заговорить, но натыкалась на стену!

— Я не могу общаться с тобой, как прежде. Ты не хочешь больше говорить об обычных житейских вещах. С тех пор как ты вернулась, мои слова об одежде, косметике и музыке тебя раздражают. Ты ненавидишь все, что люблю я: MTV, видеоигры, рок-группы. Если бы ты знала моих друзей, ты бы их тоже возненавидела. Ты даже отца, и того ненавидишь.

— Не понимаю, при чем здесь твой отец?

— Ты сама знаешь, что он по-прежнему тебя любит. И он мог бы — если бы ты только позволила — о тебе позаботиться.

«Ничего-то ты не понимаешь, Эми, — подумала я. — Тех отношений, что связывали когда-то нас с Дэном, уже не вернуть».

— Мы с твоим отцом уже не сойдемся — никогда.

— Конечно, не сойдетесь, особенно если ты будешь трахаться с тем ковбоем, — проговорила Эми.

— Тебе придется с этим свыкнуться, — бросила я.

— Что бы ты, интересно знать, запела, если бы узнала, что я тоже с ним трахаюсь? — спросила Эми. — Он, между прочим, уже не раз на меня поглядывал. Обволакивал, так сказать, взглядом. Так что же ты бы мне сказала, если бы узнала, что я с ним сплю? Порадовалась бы за меня, так, что ли?

При этой мысли у меня болезненным спазмом перехватило желудок, но я не выдала охватившего меня волнения и спокойным голосом сказала:

— Мы с Ноа взрослые люди, Эми. У нас есть право на личную жизнь, пусть мы и сошлись с ним по ошибке.

— Что-то не нравятся мне такие ошибки, — проворчала Эми.

— От твоих я тоже не в восторге.

Некоторое время мы смотрели друг на друга в упор, а потом сразу, как по команде, отвернулись.

Когда Эми заговорила снова, в ее голосе уже не было прежнего холода и отчужденности и у меня сложилось впечатление, что она вдруг помолодела — лет эдак на пять.