В тот день я сидел на уроках и ничего не слышал, ни о чем, кроме как о шапке, думать не мог. Уж лучше бы я ее не брал, на масло бы поменяли… Но есть на свете справедливость. После уроков на крутом спуске на улице Барнова мне повстречался Пипин. Он поднимался в гору мне навстречу, в папиной шапке. Я разбежался и что есть силы врезал ему головой в подбородок. Пипин упал, шапка слетела, я схватил ее и убежал.
На следующий день я опять из принципа надел шапку, но в школу пошел окольными путями, минуя базар. На подходе к школе меня подкараулил мой друг Шурик Муратов. Шурик предупредил: они узнали, что я здесь учусь, и теперь ждут меня во дворе. И вместо школы я пошел к бабушке Буте. Пипина посадили через неделю, но я все равно продолжал ходить к Буте: мне у бабушки было хорошо. Так и ходил к ней две недели, пока мама меня не застукала.
А конфликт с Пипином Коротким завершился так. Летом сорок второго я каждый день ходил на купальню. Там был бассейн и вышка, и я стал заниматься в секции плавания. А когда бассейн закрыли на чистку, я стал ходить купаться на Куру. Поскольку вещи на берегу оставить нельзя, шел босиком и в коротеньких штанишках, в них и купался. Пока идешь обратно, все высохнет. (Самое неприятное — идти босиком по расплавленному от жары асфальту.)
На берегу Куры блатные играли в зари (кости). Я наблюдал за игрой издалека: интересно. Перед блатными лежали пачки денег, часы, кольца…
Среди игроков был и Карло — рецидивист, который жил в угловом доме в нашем переулке. Играл он на кресты; я и сейчас их помню — тяжелые, золотые (наверное, музей ограбил). И все время проигрывал. А как-то раз он подозвал меня:
— Иди сюда! Кинь.
Рука фраера считается счастливой. Я кинул — вышло шесть и шесть. И дальше мне везло. В тот день мы выиграли кучу денег, но мне он дал всего рубль на стакан семечек: «Деньги портят людей».
На следующий день утром слышу крик:
— Гия!
Выглянул — стоит Карло:
— Пошли купаться! — и подмигнул. Конспиратор!
Я поскорее выбежал из дома, чтобы наши не увидели, с кем я дружу. И мы пошли на Куру — кидать кости…
Так я ходил с Карло на берег Куры несколько дней.
Мне везло, семечками я был обеспечен. Но мне все это совсем не нравилось. Страшно с блатными, да и противно: они играли на всё. Так, раз при мне один проиграл собственное ухо, достал финку, отрезал его и кинул. А другой проиграл сестру. Не знаю, отдал он ее выигравшему или нет, — ни тот, ни другой больше не появлялись. И еще я очень боялся заразиться от ростовского вора Целки: он болел гнойным сифилисом, и у него была дыра вместо носа. (В Тбилиси и своих блатных хватало, а во время войны понаехали и воры из Одессы, Ростова, Киева и других оккупированных городов.)
А на третий день там появился и мой враг Пипин Короткий. (Блатные его выкупили из тюрьмы.) Он со свитой шел по берегу в нашу сторону. Я хотел смотаться, но Карло не пустил меня: «Не дрыгайся. Играй». (Он знал про папину шапку.) Когда Пипин подошел, Карло сказал: «Не трогай пацана, Пипин. Он со мной». И Пипин, сказал, что он не знал, что я человек Карло. И даже пожал мне руку… (Карло был, наверно, намного главнее Пипина Короткого.)
А на следующую зиму я спокойно ходил в школу в папиной шапке мимо блатных у Верийского базара и никто меня не трогал.
И в Москве я в этой шапке ходил и в школу, и на каток, и в институт, и в ГИПРОГОР, и на «Мосфильм». И если бы не эти хулиганы-медведи, носил бы ее до сих пор.
Между прочим. В тот же день, когда я встретил Пипина, кто-то увидел, что недалеко от берега течение несет тело утопленника. Блатные вытащили синее, распухшее тело на берег и стали выбивать золотые зубы, ударяя камнем по разложившимся губам… Я спать не мог — мне все снился этот утопленник.
После этого везти мне перестало, и Карло больше меня не звал. А тут и купальня открылась.
Последний раз Карло я видел в апреле сорок второго, когда мы с Шуриком Муратовым (уже после его возвращения из Ирана) помогали его отцу строить дом. Дом отец Шурика строил на краю оврага. Мы услышали выстрелы, побежали смотреть — по другой стороне оврага бежал Карло, за ним — двое, кричат: «Стой!» — и стреляют. Карло захромал и упал. Преследователи подошли, взяли Карло за ноги и потащили…
Когда мы шли от острова Жохова, ударили морозы и «Леваневского» затерло во льдах. К нам на подмогу с острова Врангеля вышел ледокол «Сталин» — его почему-то забыли переименовать. Пока он шел, у нас кончился хлеб и почти кончилась пресная вода, — осталось только на питье, а для всего остального (постирать, побриться) использовали морскую, соленую. Умываться соленой водой еще ничего, бриться хуже — порежешься, потом порез долго не заживает. Мы хотели отпустить бороды, но Конецкий сказал, что нельзя: появиться в кают-компании небритым — проявить неуважение к капитану.
Делать было нечего, и помполит (помощник капитана по политическому воспитанию, главный идеолог на корабле) устроил нам творческую встречу с матросами и попросил нас рассказать, как делается кино. Мы рассказали.
— Вопросы есть? — спросил помполит.