Безбожный переулок

Сказала тихо – как будто на ухо, совсем рядом. Вернись, пожалуйста. Я совсем без тебя не могу. Совсем. Даже не попросила. Просто пожаловалась. Огарев закашлялся, пытаясь хоть так перестать смеяться – сколько они смеялись тогда, господи, все время, он и не знал, что так бывает, глупая шутка еще висела в воздухе, и Маля, скиснув от хохота, повалилась головой ему на колени, так что поравнявшийся с ними водила в раздолбанной «газели» расценил происходящее совершенно определенным образом и выпучил, как мультяшка, круглые от зависти и изумления глаза. Маля приподняла голову, глянула – и упала, давясь от смеха, снова. Зажегся зеленый. Обладатель «газели» рванул во все лопатки, увозя с собой свеженькие комплексы и несбыточную заграничную мечту о красивой девчонке, которая вот так, на ходу, днем, сама… Эх!

Аня молчала. Ждала в трубке, затаившись. Прислушиваясь.

Ты не вернешься? И Огарев торопливо, весело сказал – нет! Больше Мале, распрямившейся наконец, розовощекой, счастливой, вздумавшей вот прямо сейчас, сию секунду, расстегнуть ему ширинку. Раз уж этот дурачок из «газели» так хотел.

Нет! – еще раз повторил Огарев.

И тогда Аня коротко, страшно вскрикнула – как кричат только от неожиданной, непосильной боли, к которой никак, совершенно никак невозможно подготовиться. Он сам так кричал в армии, когда ротный, осознанно, прицельно, залепил сапогом ему прямо в пах. Свет выключился мгновенно. Но, даже теряя сознание, Ограев слышал свой собственный, короткий и хриплый, крик.

Он уронил телефон, попытался поднять, нашарить его на полу, не смог и почти грубо оттолкнул окончательно расшалившуюся Малю. Она только взглянула снизу – и сразу поняла. Перестала смеяться, включила аварийку, выскочила из машины – осторожно, проезжая часть! Уходит? Бросила?! Нет. Просто обежала замершую на светофоре машину, почти силком вытащила Огарева – садись, да нет же, справа! – ловко, умело устроилась на его месте. Огарева трясло – от жалости, от стыда – он не умел делать больно, не хотел, не должен был – и делал. Даже не больно – просто убивал. Снова. В очередной раз. Бездумно. Легко.

Маля тронулась с места и, отъехав метров на триста, припарковалась, сноровисто и четко, прямо у обочины. Огарев и не знал, что она умеет. Ты машину водишь, оказывается? Хотел спросить – но не смог. Это жена звонила? Кивнул, изо всех сил стараясь не зарыдать. Хочешь, я тебя к ней отвезу? Он замотал головой, отрекаясь еще раз – нет, не хочу, и Аня заплакала наконец где-то там, совершенно одна, посреди нигде, в котором оказалась по воле Огарева, и с каждым всхлипом ей, наверно, становилось хоть немножечко, но легче. А может, и не становилось, просто Огарев так хотел.

Ничего, она справится. Справится. Все справляются – и она тоже.

Теперь Огарев понимал – нет, справляются не все. Он – не мог. Прошло всего два года, машина была та же самая, и Москва, и Огарев, и тогдашний холод ничем не отличался от сегодняшней жары, но Мали не было. Не было Мали! Она не сидела рядом, это было вранье. Огарев врал. Он не видел ее больше. Не видел, понимаете? Живой – не видел. Даже во сне. Она не приходила, бог знает почему. Не хотела? Обиделась? Боялась напугать? Может, ее действительно не пускали?

Огарев скорчился от нового приступа боли, вцепился зубами в руку, пытаясь вышибить одну муку другой, но напрасно, зря – внутри все равно лопалось что-то, колотилось, пытаясь выломать тесную реберную клетку, вырваться на свободу. Душа? Демон? Долгожданный сосудистый спазм? Огарев был готов поверить во все что угодно, это была та самая степень отчаяния, которая заставляет взрослых, умных, образованных людей крутить столики, молиться идолам, ходить по знахаркам и колдунам. Что угодно, лишь бы не так больно. Что угодно. Острая фаза горя. Душевный пульпит. Тонкое божественное сверло, неторопливо наматывающее на победитовый кончик все еще живую человеческую душу.

Огарев зажмурился изо всех сил – но вместо Мали снова запрыгали перед глазами черные строчки. Трупное окоченение хорошо выражено во всех исследуемых группах мышц. Кожные покровы бледные, холодные на ощупь, задняя поверхность грудной клетки и поясничная область обильно опачканы темно-красной жидкой кровью. Лицо симметричное. Рот полуоткрыт

Каргер была права. Не надо. Не надо было ему это читать.

И смотреть – тоже не надо.

Мертвая Маля за несколько секунд навсегда вытеснила живую.