Безбрежней и медлительней империй

– Но он ведь почувствовал ее, дорогая моя Хаито,– сказал Харфекс с едва сдерживаемой яростью.– Не эмпатически. На собственном черепе. Она явилась, и сбила его с ног, и ударила его тупым орудием. А он и краешком глаза ее не увидел?

– А что бы он мог увидеть, Харфекс? – спросила Томико, но тот будто нё слышал ее многозначительного вопроса, ведь именно он набросал другую версию: страх испытывают от чужого. Убийца пришел извне, он чужестранец, не один из нас. Зло – не во мне!

– Первый удар завалил его так основательно,– устало продолжала Томико,– что видеть он ничего не мог. Но когда он пришел в себя, один в лесу, то почувствовал ужас. Не собственный, а эмпатически воспринятый. Он уверен в этом. Как и в том, что ничего не улавливал ни от кого из нас. Отсюда очевидно, что коренные формы жизни не совсем бесчувственные.

Харфекс бросил на нее мрачный взгляд:

– Хаито, вы пытаетесь меня запугать. Не понимаю, зачем вам это,– встал и пошел к своему лабораторному столу, такой медлительный и чопорный, будто ему не сорок лет, а все восемьдесят.

Она оглядела остальных – впору было впасть в отчаяние. Взаимопонимание с Осденом, недавнее, непрочное, но глубокое, придало ей сил. Но кто из остальных смог бы сохранить присутствие духа, если это не удавалось даже Харфексу? Порлок и Эскуана заперлись в своих боксах, остальные занимались работой или кто чем. Что-то странное было в их позах. Координатор не могла бы сразу сказать, что именно, потом поняла: все они сидели лицом к недалекому лесу. Оллеру, играя в шахматы с Аснанифойлом, постепенно передвигала свой стул по кругу, пока не оказалась почти бок о бок с партнером.

Томико зашла к Мэннону, изучавшему срезы спутанных паукообразных бурых корней, и предложила ему взглянуть на эту головоломку. Тот сразу же понял, о чем она, и с непривычной для него лаконичностью сформулировал:

– Слежение за врагом.

– Каким врагом? Вы-то что чувствуете, Мэннон? – у нее вдруг появилась надежда, что в темной этой области намеков и эмпатий, где заблудились биологи, разберется психолог.

– Я чувствую сильную тревогу определенной пространственной ориентации. Но я не эмпат. Следовательно, тревога объяснима в терминах частной стрессовой ситуации, то есть происшедшего в лесу нападения на одного из членов бригады, равно как и в терминах общей стрессовой ситуации, то есть факта моего присутствия в тотально чужом окружении, неизбежно воспринимаемом метафорически в духе архетипических[14] коннотаций[15] слова "лес"…

Несколькими часами позже Томико разбудили крики Осдена. Тому снились кошмары. Мэннон успокоил его, и она вновь погрузилась в персональную тьму запутанных, не поддающихся толкованию сновидений. Наутро не встал Эскуана. Не удалось разбудить его и с помощью стимуляторов. Он цеплялся за сон, время от времени что-то тихо бормотал, соскальзывая все дальше и дальше назад, пока не достиг исходных позиций – свернулся калачиком на боку, прижал большой палец к губам и отключился.

– Двое суток, и двое слегли. Десять негритят… девять негритят[16]…

Это сказал Порлок.

– А следующий негритенок, конечно же, вы,– огрызнулась Дженни Чонь.– Ваше дело – анализировать мочу, ею и занимайтесь.

– Он нас всех сведет с ума,– сказал Порлок, уже стоя и указывая в "его" направлении левой рукой.– Неужели вы не чувствуете этого? Да вы что, совсем оглохли и ослепли? Неужели вы не чувствуете, чтб он творит, эманации эти? Все они – от него, оттуда, из его комнаты, из его сознания. Он нас всех сведет с ума – страхом!

– Кто "он"? – спросил Аснанифойл, угрожающе нависнув над низеньким землянином.

– Что, я еще должен назвать его по имени? Да пожалуйста – Осден. Осден! Осден! Почему, вы думаете, я попытался его убить? В порядке самозащиты! Во спасение всех нас! Потому что вы не хотите понять, что он с нами вытворяет. Он провалил нашу миссию, заставляя нас ссориться, а теперь собирается свести всех нас с ума, проецируя на нас страх, так что мы не можем ни спать, ни думать: он будто громадный приемник, который сам никаких звуков не производит, но транслирует круглосуточно, а в результате ты не можешь спать, не можешь думать. Хаито и Харфекс уже у него под контролем, но остальных еще можно спасти. Я должен был это сделать!

– И сделали это не вполне удачно! – Осден, полуголый, ребра да бинты, стоял в дверном проеме своего бокса.– Я сам и то уделал бы себя лучше. Черт побери, да не во мне причина, что вы с испугу теряете рассудок, она не здесь, а там, в лесах!

Наброситься на Осдена Порлоку не удалось – Аснанифойл обхватил его сзади и без всяких усилий держал, пока Мэннон вкалывал тому успокаивающее. Когда его уводили, он еще выкрикивал что-то о гигантских приемниках, но через минуту лекарство подействовало, и он присоединился к мирному молчанию Эскуаны.

– Порядок,– заключил Харфекс.– А теперь, Осден, расскажите, что вам известно, и без утаек.

– Ничего мне не известно,– сказал Осден.

Он выглядел измученным и едва держался на ногах. Прежде чем он заговорил, Томико заставила его сесть.