Бездна

«Милый Петя! Родной! Мы знаем, что ты жив. Верим в твою невиновность. Ждём тебя – я и Ланочка! За нас не беспокойся. Мы живём у добрых людей. Я работаю счетоводом в клубе железнодорожников. Буду добиваться свидания. Мне сказали, что это возможно. Напиши мне, если сможешь. Очень за тебя беспокоимся. Крепко целую. Твоя Светлана».

Почти ничего не соображая, Пётр Поликарпович сложил обратно в мешок продукты, обнял его и, прижав к животу, лёг на нары, отвернулся лицом к стене. Весь день он так лежал, и никто не решился его потревожить. Это был какой-то столбняк души, ступор, оглушение. Он ничего не чувствовал, не мог ни о чём думать. И только сердце вдруг болезненно сжималось, и тогда он становился маленьким и невесомым, а всё вокруг исчезало, растворялось без остатка, делалось неважным.

Глубокой ночью, когда все уже спали, он пошевелился. В тусклом свете мерцающей лампочки поднялся с нар и стал медленно развязывать мешок. Достал белый носовой платок и долго на него смотрел. Лицо его приняло задумчивое выражение. Он придвинулся к прямоугольному столику, намертво привинченному к полу между нарами, и приступил к осуществлению задуманного.

Через два часа всё было готово. На столе лежал платок, а на платке были начертаны кровью стихи. Он писал их сразу в готовом виде – так, как редко кто пишет. Строчки эти рвались из его кровоточащего сердца. Если бы он не выпустил их на волю, то, наверное, умер бы этой ночью. Или сошёл с ума. А так – он словно вынул из себя тяжкий груз, и ему стало легче, спокойнее, словно он сделал что-то важное, без чего нельзя дальше жить.

Вот эти стихи, написанные кровью сердца – в самом прямом и непосредственном смысле этого слова:

Страшно в поле завывает вьюга,
Даже зверю стужа невтерпёж,
Ну а ты, несчастная подруга,
С кошельком по городу бредёшь.
Проклиная жизни неудачи,
Вспоминая горько о былом,
Ты несёшь в тюрьму мне передачу,
Утираешь слёзы рукавом…
Ты бледна, с поблёкшими щеками,
Сторонишься робко от людей,
И земля колышет под ногами
У тебя, как лодка на воде.
Ты боишься встретить по дороге
Пошляков, изменчивых друзей.
Знаю я, пережила ты много
За меня, себя и за детей…
Неспроста глаза твои увяли,
Впала грудь и покривился стан,
И того гляди – тебя повалит
На сугроб свирепый ураган…
Ты несёшь в душе печаль и муку
И бесплодно веришь третий год,
Что спасёт меня десяток луку,
Если смерть голодная придёт.
Да, ты права, я безнадёжно болен
И вижу смерть над бедной головой,
Но ведь тебе не легче на воле,
Среди толпы бездушной и чужой…
Напрасно в ней ты ищешь человека,
Где всё трепещет рабски и молчит,
Где негодяй слывёт героем века
И где подлец о честности кричит…
Злобно в поле завывает вьюга,
Тёмный сумрак виснет над тюрьмой,
В этот час, любимая подруга,
Ты бредёшь, разбитая, домой…
Целый день, растрачивая силы,
Надо было очереди ждать,
Чтоб махорку и кусочек мыла
Для меня как милость передать…
Бросив взгляд на окна под щитами,
Ты, конечно, вспомнила кладбище
И ушла, облитая слезами,
Одинокой, немощной и нищей…
А дома чахнут, голодая, дети.
Сквозь пургу ты слушаешь их вой.
Эх, жена, несладко жить на свете
Одинокой горькой сиротой…