– Вы меня извините, но я мало что знаю. Меня перевели в камеру к вашему мужу всего за три дня до освобождения. До этого я сидел в другом корпусе. Обстоятельств его дела я не знаю. Он просил только сказать, что очень любит вас и дочь и что он ни в чём не виноват. Его оклеветали, но он честный человек и будет держаться до конца. Вы должны верить в него! Так он и просил передать, слово в слово. А ещё велел отдать вам платок со стихами. Я ему не мог отказать. Хотя вы понимаете, что это очень рискованно. И для меня, и для вас, и для вашего мужа тоже.
– Рискованно? Но почему?
Мужчина не захотел объяснить.
– Простите, но мне действительно нужно идти.
– Скажите хотя бы, как вас зовут? – воскликнула Светлана. – Где вас можно будет найти?
– Этого не надо, – ответил он. – Я сегодня уезжаю. Навсегда. Вам не нужно знать моего имени. Очень прошу: никому не говорите о моём приходе и об этом платке. Я уже сказал: всё это очень и очень серьёзно. Вы не представляете…
И не дожидаясь ответа, он пошёл по коридору к выходу. Светлана бросилась за ним.
– Но погодите, позвольте я провожу вас, хотя бы немного. Скажите мне ради бога, как себя чувствует мой муж. В чём его обвиняют? Ведь я совершенно ничего не знаю!
Мужчина всё шёл, склонив голову. Видно было, что он торопится уйти. Но в какой-то момент словно устыдился своего малодушия. Он приостановился и молвил, обернувшись:
– Ну хорошо, идите рядом. Только не горячитесь. Мне сейчас нужно на вокзал. Можете проводить меня до поликлиники, а дальше я пойду один. Я вам расскажу, что знаю. Хотя я уже сказал, что вашего мужа впервые увидел три дня назад. О его деле мы с ним не говорили. Это там не принято. А выглядит он… ну, как и все там. Вы понимаете, что это не курорт.
– Да-да, конечно, я всё понимаю. Просто у нас тут ходят всякие слухи… что людей там жестоко избивают, а некоторых, – Светлана быстро оглянулась и произнесла шёпотом, – некоторых расстреливают прямо в камерах. А трупы куда-то увозят и прячут.
Мужчина прошёл несколько шагов молча, будто не слыхал. Потом произнёс:
– Об этом мне ничего не известно. Я знаю только, что муж ваш жив. Выглядит он неплохо. По крайней мере, не хуже меня. На допросы его при мне не вызывали. И вообще, в этой камере смертников не было. Этих содержат отдельно, в другом крыле.
Светлана вдруг остановилась.
– Смертники? Вы сказали – смертники? Значит, там всё-таки расстреливают?
Мужчина смутился. Ему стало досадно за эту оговорку. Он поджал губы, а потом махнул рукой.
– К вашему мужу это не имеет никакого отношения, я уже сказал. Ведь он давно уже арестован. Если бы что-то было серьёзное, его бы… ну… в общем, он не был бы в этой камере.
– А вас за что арестовали? То есть я хотела спросить, есть ли надежда, что Петю отпустят? Сейчас, я слышала, многих отпускают! Сталин дал указание, и теперь все дела пересматривают. Может, мне сходить на приём к начальнику управления?
Мужчина вдруг резко остановился, дико глянул на Светлану и так же резко двинулся дальше.
– Не знаю, не знаю, – бормотал на ходу. – Это вы сами решайте. Простите, но я должен спешить. Больше не ходите за мной. Прощайте! – И он стал торопливо спускаться под гору.