— Ты гадкий невежественный болван! Позорище! Вся компания гудит о том, что в Сокчхо отрывался отпрыск семьи Ли. Не смей больше никогда возвращаться в Корею! Отец пригрозил, что лишит тебя любой финансовой поддержки, если ты продолжишь вести аморальный способ жизни. Хочешь так жить! Живы подальше от нас! И это не угроза, Мин Хёк-ши. Абуджи вышвырнет тебя из родословной и лишит печати. Ты останешься на улице. Хотя оттуда тебя и принесли.
С каждым её словом я улыбался всё больше, а в глазах стояли чёртовы слезы. Больно. Мне и правда было больно.
— И тебя с Рождеством, нэко*(яп. котёнок).
С той стороны послышались короткие гудки, а я сжал телефон в руке до хруста.
Когда-то я любил сестру больше жизни. Это было мое маленькое чудо. Мой человек, который играл со мной, рос на моих глазах. Но всё это уничтожил один факт — я сын неизвестной бабы, которую осеменил мой отец. Поэтому я стал никем, а следом и для моего человека я стал ничтожеством.
Хотя почему ничтожество? В её глазах у меня четкое определение — отродье.
И только Иззи… В тот день напомнила мне о том, как я был счастлив, когда у меня была семья:
Такой стала наша первая встреча. А уже спустя год, Мелочь начала творить эту дичь, и я перестал её узнавать. Не мог понять, кто сотворил с ней это дерьмо. И как не силился вытащить, помочь и уберечь… Не смог.
Я проклинал себя каждый раз, когда находил её в невменяемом состоянии, или под очередным уродом, который почти засунул свой член в девушку, которую просто сломали.
— Туретто… Тварь… — протянул имя дегенерата, торгующего смертью, словно пробовал плесень на вкус.
Чертов урод хорошо спрятался. Но я доберусь всё равно до него. Чего бы мне это не стоило, но он заплатит за всё.