Справа послышался более отчетливый шорох, а в конце коридора за поворотом зажегся свет. Это изменило всё и тут же.
Май одним сильным движением руки погружается уже двумя пальцами глубже, двигается быстрее, и в конце концов ловит мой стон своими губами. Резко втягивает мой язык и заставляет молчать и почти задыхаться, пока я кончаю. Дрожу, и еле стою на ногах, жадно отвечая на его поцелуй.
— Умничка. Я рад, то ты теперь живёшь здесь, — резко выдыхает в мои горячие и опухшие губы, а следом и вовсе, разворачивается и уходит, вернув мою одежду в совершенно девственный вид.
А шаги тем временем стали совершенно отчетливы, и пока я ловила отголоски оргазма и пыталась восстановить дыхание, в повороте показалась фигура.
— Грета? Что ты здесь делаешь? — Энни свернула в мою сторону как раз в тот момент, когда фигура Мая, скрылась в дверях аварийного выхода.
— Грета? — Энн прикасается к моему плечу, а меня словно с ног сшибает понимание того, что я хочу продолжения.
И это толкнет меня именно к тому, что я приму приглашение этой твари, но на этот раз, карту оставлю я.
6.1. Май
Китайский квартал в Сиэтле напоминал пестрые декорации к ежегодному фестивалю фонарей в Шанхае. Я шел мимо лотков с уличной едой, и пытался вспомнить в какой стороне забегаловка Лея.
В его лапшичной бывал лишь однажды, и явно пришел туда не чаджанмён покупать. Потому поднапряг память, и свернул в узкий проулок за огромными мусорными баками.
За спиной осталась шумная улица, тогда как здесь было совершено спокойно и пустынно. Начался мелкий снег, и мне пришлось закутаться плотнее в пальто и накинуть капюшон.
В конце проулка заметно мигала яркая вывеска, а я, наконец, вспомнил, как подкалывал Лея, что он открыл забегаловку в трущобах.
Естественно здесь обитали только мои соплеменники. Если бы сюда сунулся хоть один американец, его бы прирезали и выбросили в те самые мусорные баки в начале проулка.
В такие места чужих не пускали, потому что это действительно территория азиатов. В свободной стране, которая сама позволила подобное.
Внутри ничего не отличалось от того, что было снаружи. Пестрые вывески, красивые бамбуковые ширмы в китайском стиле и запах дома.
Полумрак тесного помещения скрывал лица, а наша музыка гремела со всех колонок. Место, в котором разрешено то, за что у нас на родине можно не просто сесть. Можно лишиться жизни и схлопотать смертный приговор.
— Ли Мин Хёк!
Я как раз проходил мимо барной стойки, где сидели посетители, которые ели чаджанмён.
Лей обернулся и подсунул вторую миску в мою сторону, кивнув на стул.
— Сядь!
Парень похлопал по нему, а я нахмурился.
Я сел за стойку и, кивнув работникам, которые размешивали свою стряпню прямо перед нами, взял в руки палочки.
— Почему не в конторе? — разорвал защитную бумагу, и отделив палочки, стал смешивать лапшу с соусом.
— Потому что ты неуравновешенный мудак, Мин Хёк. И есть вероятность того, что от моей конуры останутся руины, — ответил Лей и передал мне ещё соуса.
— Говори давай! — отрезал и начал есть, когда Лей подозвал парнишку повара и сказал принести бутылку маколи.
— Сперва поешь! Ты в моем доме, — ответил Лей, и начал разливать пойло по стопкам.
Лапша оказалась чертовски вкусной, но я плевал на это, потому что китаец не наливал бы просто так. Это могло значить лишь одно — тварь добилась своего.
Я отставил палочки, и опрокинув стопку, вытер рот салфеткой. Спирт опалил горло, но я даже не скривился, а смотрел на Лея. Худощавый парень с пижонской стрижкой только из "барбер-шопа", продолжал жевать и молчал.
— Её изнасиловали. Ты это боишься мне сказать?
Я давно предполагал такой расклад. Изабель не похожа на девушку из неблагополучной семьи. Мало того, я знал её слишком хорошо. Всё что она вытворяла, лишь протест. Стремление показать, что она может ещё хуже, и что достойна именно такого дерьма.
— Да. Потому что человек из этого видео очень хорошо известен в Сиэтле.
Я сжал в руке рюмку так, что она треснула прямо в ладони. Медленно разжал кулак и окровавленное стекло упало на деревянную столешницу, пока я неотрывно смотрел на эту картину.
— Кто? — это всё, что меня интересовало.