Бездна

– Забодал своими дурными шуточками. Сам знаешь, Карлсон и есть я.

– Это ты забодал своими твинками, – возразил Южанин. – Подумаешь, разносторонняя личность! А я вот цельная, как Эльбрус на Памире. Или в Тибете, не помню.

Казуальник поморщился, у всех память абсолютная, а ещё мгновенный доступ ко всем знаниям, что накопило человечество, но среди эстетов модно как бы что-то не помнить или забыть. Такое вроде бы придает больше человечности, прикосновенности, а то и вовсе приобщения к традиционным ценностям, так называемым вечным, хотя во вселенной нет вечного, а среди людей так и вовсе сердце красавицы склонно к измене.

– У нашего Тютюна серьёзные новости, – сказал Южанин другим тоном. – Видишь, какой он важный? Говорит, скажет только с глазу на глаз. Чтобы вражеская агентура не перехватила! Госдеп не дремлет, а болтун – находка для врага.

Казуальник взглянул на меня искоса без всякой теплоты в глазах.

– Это я враг?

Южанин сказал весело:

– Ага, уже моих изысканных шуток не понимэ?

Казуальник ответил сухим, словно пролежавшая сто лет в Сахаре коловратка, голосом:

– Хорошо, буду. Перебрось нашего генерала, если здоровье ему позволяет.

Южанин улыбнулся, здоровье нам теперь позволяет что угодно, но старая шуточка ещё в ходу, свёл ладони с растопыренными пальцами вместе, пошептал, как бабка Ванга на приёме у Мессинга, разом раздвинул.

В пространстве блеснула узкая щель, на той стороне дикий и неухоженный мир, пахнуло лесом и живицей.

Я сказал с неудовольствием:

– А пошире?

Южанин ответил бодро:

– Могу, хотя что-то устаю быстро.

Глава 3

Мне показалось, что ладони Южанин раздвигает в самом деле с трудом, но щель стала вполне, я поднялся из-за стола, все равно всегда сыт, шагнул, пока Южанин держит, а как только перешагнул на ту сторону, пространство за моей спиной с влажным хрустом схлопнулось, словно переломили подсолнух размером с секвойю.

Здесь мир не совсем дик, вдали полуразрушенный старинный замок в восточном стиле, сохранились выложенные каменными плитами дорожки, красивые диковинные цветы из щелей между ними, поддерживая очарование запущенности и неухоженности, природа как бы сама по себе.

Правда, пара цветков торчат прямо из плит, малозаметная небрежность, но я перфекционист, всегда коробят неточности.

Над ухом раздался шепот Южанина:

– Правда, красотища? Умеет создавать уют. Отыскал же дикое местечко на планете! Говорит, со времен каких-то Луёв! Ещё первых.

– Да, – согласился я, – явно с тех времен.

Что цветы растут не совсем так, как правильно, и Южанин не замечает, но, возможно, и не знает, как должны, все мы дети асфальта, так что все путём, дикое так дикое, заброшенное так заброшенное.

Чуть впереди замерцала едва видимая фигура, безобразно толстая, повернулась в мою сторону, я узнал нарочито небрежную голографию Южанина.

– Проведу тебя чуть, – прошептал он заговорщицки, – здесь заблудиться раз плюнуть. Это вот у него Сад Волшебных Колопендрей.

– Колопендров, – поправил я.

Он беззаботно отмахнулся, наяву вряд ли смог бы при его туше с такой лёгкостью махнуть бревнообразной лапой.

– Да пусть хоть колупандров! Без разницы, просто нравятся эти забавные создания Господа.

Он быстро взглянул вверх и сказал громко:

– Господи, ты слышишь? Я всеми твоими творениями доволен! Особенно что ты создал меня, такого умного и красивого.

– И скромного, – буркнул я.

– Всё в руках Господа, – ответил он со вздохом. – Возможно, он знает, что делает. Хотя для интереса мог ограничить себя во всезнании, а то жить ему будет скучно.

– Рендомничает?

– А чё? Я бы так и сделал!

Я буркнул:

– Ты не Господь.

– Но по его подобию!

– Может, – предположил я, – он вообще не живёт.

– А как же…

– А так, просто существует. Бытие – это ещё не существование.

Он не ответил, замок начал приближаться быстрее, чем должен, я не такой уж и быстрый, для проверки остановился, здание по-прежнему неумолимо двигается навстречу.

Когда широкие выщербленные ступеньки оказались в трёх шагах, замерло, всё такое же солидное, монолитное, выстроенное с расчетом на вечность.

– Всё, – прошептал Южанин, – оставляю тебя… Держись, не давай бить себя по голове. Только по жопе…

Голос его истончился, исчез, я подумал с жалостью, что хороший и компанейский друг, но что с ним, почему заметно глупеет, хотя медицина гарантирует каждому идеальное здоровье и никогда не стареющий мозг?

Видимо, дело не только в самой структуре мозга. Хотя взамен отмирающих нейронов тут же вырастают новые, так что общее количество никогда не снижается, но все же сдаёт, хотя сам не замечает, как вообще-то не обращаем внимание и мы.

Да, он наверняка пройдёт любые тесты на память, перемножит в уме сорокозначные цифры, извлечёт корень и назовет все отличия бозона Хикса от двуппера Ядзинского, но всё же что-то и как-то не так.

А вдруг меняется не только он, но и мы все, счастливые люди в счастливейшем мире?

Я зябко передернул плечами. Такого быть не должно. С нашим идеальным здоровьем и всегда работоспособным мозгом в худшем случае могли бы оставаться на прежнем уровне, но всё же вроде бы не остаёмся.

Тогда почему?