– Да, – ответила она, – да, он самый.
И, понятно, вовсе не то хотела сказать, но произнесла именно то, что всегда говорим, когда нет желания возражать или доказывать очевидное.
Я раскрыл рот, чтобы промямлить что-то совсем уж жалкое, но она, спасая моё самолюбие, растворилась в воздухе, оставив свежий аромат озона, словно после грозы.
Ещё около двухсот человек выдернул в этот мир, даже отыскал Гильгамеша и его верного Энкиду. Глубже заглядывать не стал, разберётся со временем сам Гильгамеш, как и те, кого вернет в наш мир он сам, когда полностью в нём освоится.
Ванда появилась счастливая и радостная, от неё идет незримый свет, сообщила щебечуще, что у них прорыв, удалось то-то и то-то. Я кивал, любуясь её таким милым обликом, а она, спохватившись, перешла на то, что мне чуть понятнее, принялась зачарованно рассказывать о страшной красоте кипящих океанов металла, о недрах сверхновых, где фрики обосновались жить и работать, о странностях в строении вселенной, её структурах, что слишком уж напоминают самоорганизацию материи в нечто упорядоченное, типа того, что создаётся жизнь космических масштабов, где одна галактика может стать гигантской амёбой, а скопление галактик – сложным организмом…
Я прервал:
– А работаете над чем? Ты сейчас что делаешь там?
Она покачала головой.
– Не поверишь, в отделе спасения. Самый важный, кстати! Этот мир, да и весь наш мир всё ещё может погибнуть легко и быстро. Да-да!.. До Перехода мог погибнуть от гигантского астероида, потом от взрыва Солнца, от вспышки близкой сверхновой, но сейчас меры приняты, однако космос ещё может свернуться, распасться, брейниться, а то и вовсе эйжейнить, есть и такое предположение…
Голос её звучал очень серьёзно, дрожь прошла по моему телу, я спросил торопливо:
– Это… о таком мы не думали?
– Думали, – напомнила она. – Но не о всех, конечно. О большинстве даже не догадывались. Кононов ещё в прошлом веке выдвинул идеи неуничтожимости цивилизации, собрал все угрозы, могущие уничтожить здесь все… Потом, помню, собирал Турчин. Сейчас Кононов возглавляет Центр Устранения Угроз, работы там очень много. Больше, чем знали и чем думали. Наша цель – сделать так, чтобы никогда и ничто-ничто уже не могло повредить человечеству. Никогда! И ничем. И через триллионы триллионов лет. Эта вселенная исчезнет, распадётся, а мы будем жить и работать! И создадим, если понадобится, новую, уже заточенную под себя.
Я перевёл дыхание, постарался улыбнуться, но сам ощутил, что эта гримаса не совсем улыбка. Она назвала человечеством сингуляров и тех, кто пришёл 3после них, что вообще-то, если честно, верно. Это мы уже рудименты вроде кистеперых рыб, а то и всяких там амёб.
– А мы всё гадаем, чем вы там заняты.
Она прямо взглянула мне в глаза.
– Это угадать невозможно, но если хочешь увидеть…
Дыхание холодного космоса коснулось моих внутренностей, там всё превратилось в лёд, но я пробормотал:
– Если считаешь, что готов…
– Ты единственный, – напомнила она, – кто не опустил руки, работу по воскрешению не бросил.
– Спасибо, – пробормотал я.
– Я о тебе не забывала, – сказала она тихо. – Мы же поклялись быть вместе, забыл?
– Такое разве забыть? – ответил я. – Что, в самом деле…
С сильно стучащим сердцем я указал пальцем в потолок, стараясь, чтобы рука не вздрагивала.
Она счастливо улыбнулась.
– Ты на плоской земле?.. Этот крохотный мир у нас внутри. Готов?
– Теперь да.
Она привычным жестом, как все мы делаем, раздвинула пространство. Я задержал дыхание, сердце застучало чаще, чувствуя – сейчас шагну в другой мир.