Бездна

Я покачал головой.

– Неужели помнишь?.. Мне кажется, у сингуляров давно не осталось ничего человеческого.

– Если под человеческим имеешь в виду тело прямоходящей обезьяны, то да, все у нас о нём уже забыли, хоть и помнят.

– Ну вот, – протянул я тоскливо.

Она улыбнулась.

– Почему, когда говорят, что ничто человеческое ему не чуждо, имеют в виду именно животные желания, а не жажду заняться физикой, химией, астрономией, математикой?

Я вздохнул.

– Ну… так уж сложилось. Как-то так пошло. Даже не помню… Никогда в жизни не страдал депрессией, ты же помнишь, а потом навалилось… Возможно, из-за третьей волны ковида, он действует и на мозг, но что-то поменялось в приоритетах. А когда искусственный интеллект взял на себя удовлетворение всех наших забот… ну тогда и я застыл в этом прекрасном мире.

Она сказала тихо:

– Ты возвращаешься, Сиявуш. Сам ещё не понял, но возвращаешься в себя прежнего. А то, в чем ты сейчас, – просто долгий сон…

Она светло улыбнулась, глаза сияют теплом и лаской, медленно растаяла в воздухе, а ободряющий взгляд я ещё с минуту ощущал, как Шредингер улыбку своего чеширского кота.

Ещё два дня воскрешал деятелей науки, ориентируясь уже по Википедии. Гигантов воскресил раньше, потом просто культурников, те тоже двигали цивилизацию, только не так заметно, координировал работу с другими энтузиастами, что хоть и не фёдоровцы, но заинтересовались идеей воскрешения предков.

Ванда наверняка видит, в какой лихорадочной спешке работаю, словно умершие торопят. Появилась в тот момент, когда у меня язык на плечо и дыхание как у загнанной лошади, которую пристреливают.

– Привет, Сиявуш… Ого, как похудел! Кожа да кости. Не думаешь, что твои воскрешённые вскоре сами начнут вытаскивать родных, близких, друзей…

– Вскоре? – пробормотал я. – Думаю, не раньше, чем через полсотни, а то и вообще до того дня пройдут сотни лет…

Она улыбнулась.

– Ах да, ты же в линейном времени…

– А ты? – спросил я.

Она покачала головой.

– Последние три миллиона лет в дискретном.

Я охнул.

– Это что?.. Порог возник одиннадцать месяцев тому!

Она ответила с той же светлой безмятежной улыбкой красивой дурочки:

– Знаешь, а так удобно, когда можешь ускорять и замедлять время. Больше успеваешь!.. Очень даже намного. А так вообще-то у меня после Перехода прошло где-то миллионов пять лет.

Я спросил в диком изумлении:

– Миллионов?.. И ты всё это время помнила?

Она посмотрела с интересом.

– Думаешь, невозможно? Вообще-то и я так думала.

Я пробормотал, совсем сбитый с толку:

– Но… как…

Она ответила беспечно:

– Мы уже властелины времени. Иногда возвращаюсь в те годы, когда были молодые и предельно глупые, это так мило… Как двое щенков!.. Чистые, наивные, искренние, готовые всё отдать друг другу… Потому и восхотелось взглянуть, как ты сейчас.

Я спросил осторожно:

– И… как?

Она ответила серьёзно:

– Нахлынуло. Как в те годы. Нет, конечно, сейчас я не та, но то очарование всегда могу ощутить снова и снова. Даже усиленно. Однако… иногда мерещится, что для этого не обязательно погружаться в прошлое?

Её взгляд стал вопрошающим, я ответил сбивчиво:

– Ты знаешь, где меня найти… но, похоже, имеешь в виду нечто иное?

Он чуть наклонила голову, не сводя с меня пристального взгляда.

– Ты знаешь, о чём я.

Холодок прокатился по моему телу, я ответил хрипло:

– Догадываюсь.

– И как?

– У меня работа, – ответил я уклончиво. – Никто, как видишь, не делает. А кто уже пытается, не совсем как бы успешно. Я должен завершить.

Она сказала мягко:

– А возможно?

– Нет, – ответил я честно. – А ты как сингулярка могла бы?

Она улыбнулась шире, глаза заблестели смехом.

– Мы давно уже не сингуляры.

Я спросил насторожённо:

– А что случилось?

Она помедлила с ответом.

– Ну как бы сформулировать… нет, не получается. Сингуляры были первой ступенькой, сейчас мы от них как люди от амёб.

Я прошептал в ужасе:

– Так где вы… теперь?

Она ответила просто:

– Везде.

Добавила ещё пару слов, не понял, но пахнуло жуткими безднами метагалактик и в то же время микромиров, где в частичках времени закапсулированы бесчисленные вселенные с иными законами, и это всё тоже плоть этих, что уже не сингуляры.

Я ответил с вымученной улыбкой:

– Но кто-то остался и в простых лаптеватых сингулярах? Как мы в людях?

Она светло и озорно улыбнулась.

– Ни одного!.. Рулит не размер мозга, а что человек желает, к чему стремится. Мы как ушли на жажде нового, так и мчимся… Ты же помнишь, для кого-то и раньше высшим счастьем было огородить свой участок высоким забором и жарить шашлыки, ничего больше от жизни не требуя…

– Помню, – сказал я, – но ты и раньше была… устремленной.

– Ты был, – уточила она. – Это я за тобой так старалась успевать, так старалась.

Я умолк, понятно же, у неё на языке вертится вопрос, почему так случилось, почему я не там, а здесь, она тоже молчит, только смотрит вопрошающе, наконец я пробормотал:

– Человеческий фактор…

И снова умолк, этим человеческим фактором прикрываем любую дурь и ошибки, сделанные по небрежности или глупости, ведь человек – это звучит гордо. На самом же деле человеческий фактор сработал как раз у тех, кто ушёл вперед и дальше.