Бездна

Он развёл руками, я улыбнулся и шагнул сквозь стену в свою квартиру. Места на планете хватит, чтобы даже в реале расселить всех-всех воскрешённых. Смогут заниматься тем же, чем занимались и раньше: возделывать землю, пасти стада, ремесленничествовать. При вечной жизни будет время умнеть, набираться опыта, познавать мир, а там и дорасти до ступеней, с которых виден высший уровень сверхцивилизации.

Глава 12

С царями, императорами и властителями всех мастей и рангов будет сложнее, понимаю, но венценосцев не так уж и много. Этим придётся поумерить аппетиты, но всё-таки возможность жить скрасит потерю трона и льстивых подданных. Люди умные, энергичные, быстрее схватывают и соображают, раньше простолюдинов. Начнут познавать мир, перестраивать, а там со ступеньки на ступеньку, всё выше и выше, пока не откроются необозримые высоты сингулярности…

Когда перебирал учёных, которым человечество обязано своим возвышением, мелькнула яркая мысль о спартанцах, которыми дико восторгался в детстве.

И хотя сейчас понимаю, что восхищаться нужно только людьми умными, а спартанцы никогда ими не были за всю историю, солдаты есть солдаты, но всё-таки в становлении людей сыграли роль доблесть и верность, а спартанцы там отличились больше всех. Потому ладно, восстановлю царя Леонида и его триста героев в благодарность за тот след доблести и мужества, что оставили в истории. Доблесть и мужество не так необходимы человечеству, как наука, но без них вряд ли достигли бы наших высот в столь короткое по меркам истории время.

Правда, современный мир исключается, поселю в слегка фентезийной древней Греции, где все как было при их жизни, плюс в глухих местах минотавры, драконы, сатиры, дриады и всякие там горгоны-медузы. Ну и, конечно, проклятые мидяне на кордоне.

Пусть спасают мир. Будут счастливы. Плюс всем бессмертие.

Но сперва нужно воскресить тех, кто строил этот мир. Кто дал ему науку, медицину, религию, что породила нравственность.

Менделеев, Ньютон, Паскаль, Галилей… да их много, и все они что-то да сделали важного и нужного, даже необходимого для того, чтобы сегодня сингуляры двигали звёздами, а оставшиеся на Земле стали бессмертными и могучими, как боги.

Отыскал бабушку и дедушку господина Зеро, выдернул в наше время за минуту до смерти его и её, пришлось погружаться в прошлое дважды, она пережила его на семь лет, а когда оба оказались во Дворце Воскрешений, вызвал и самого Абырвала.

– Господин Золотой Меч, – сказал я церемонно, – узнаёте?

Он охнул, лицо дрогнуло, со слезами счастья бросился к ним, ухватил, таких изможденных и худых, прижал к груди.

– Дальше сами, – сказал я, – поздравляю.

Он повернул ко мне лицо, в глазах блестит влага, сказал торопливо:

– Вот теперь я счастлив по-настоящему!.. Спасибо, спасибо.

Я поклонился и ушёл в другую комнату. Да, сделал исключения, но мы же люди, искусственному интеллекту не понять, почему думаем одно, а делаем иногда другое.

И вообще бывают случаи, когда меньше думаешь – больше делаешь. Золотой Меч счастлив, его родители тоже, а я вслед за Мечниковым, не пускаясь в рассуждения, прав или нет, торопливо выдернул в наш мир Менделеева, Павлова, Ньютона, Паскаля, с людьми науки намного проще, чем с представителями той старой и капризной культуры.

Всем создавал их старые кабинеты с плавным переходом на десяток-другой лет в новую эпоху, и так вплоть до сегодняшнего дня. Сумеют добраться – прекрасно, нам ничего делать не нужно, поймут и без нашего вмешательства, это не какие-то там поэты, хотя и те вроде бы необходимы обществу, хотя не понимаю, зачем и с какого бодуна.

Я вздрогнул, у окна наметился женский силуэт, некоторое время вроде то набирал зримость, затем начинал таять, словно не решается овеществиться, я сказал дрогнувшим голосом:

– Ванда… Я рад тебе. Очень.

Она тут же проявилась, зримая и осязаемая, даже пространство вокруг неё заметно искривилось, как вокруг бозонной звезды, светло улыбнулась.

– Привет, Сиявуш. Как ты?

Я развел руками.

– Не заметно?.. Со всеобщим воскрешением обосрались. Теперь вот точечно, а это не совсем то, что как бы правильно. Все равны, но одни равнее…

Она покачала головой, голос стал мягким и участливым:

– Не все прекраснодушные идеи можно взять и реализовать, как только появляется возможность. А какие всё же можно, к ним не так просто подступиться. Твои друзья увидели и отступились. Дело не в технике, в бой вступают сложное этические и нравственные законы. Ага, у тебя от таких слов уже скулы ломит?..

– Чай, кофе? – спросил я.

Она покачала головой.

– Да всё равно.

Я создал две чашки, кувшин с горячим кофе чуть позже, чтобы красиво наполнить обе, наслаждаясь запахом и ароматом, хотя, конечно, все эти картинности непонятно зачем, кофе можно синтезировать прямо в желудке, как и любую еду, если вдруг восхочется вернуться к древним ритуалам поглощения и переваривания пищи.