Бездна

— Знаю, знаю, молвилъ онъ, — собственнолично бичевочкой себя повязали, на хотѣніе свое намордничекъ надѣли — полные баллы за это заслуживаете… А только что скажу я вамъ на это одно…

— Что еще? вырвалось нетерпѣливо у Гриши.

— А то, что искренно вамъ желаю я никогда болѣе не встрѣчаться съ нею.

Молодой человѣкъ усмѣхнулся черезъ силу:

— Она выходитъ замужъ, — гарантія, кажется, достаточная для вашего успокоенія.

Толстякъ вздохнулъ даже:

— Ну, батюшка, гарантіи этой два гроша цѣна… И даже напротивъ!

— Что «напротивъ?»

Тотъ обернулся на спрашивавшаго, воззрился въ его недоумѣвающее лицо — и неожиданно фыркнулъ:

— Ахъ вы невинность, невинность!..

Онъ не договорилъ и, пыхтя отъ натуги, полѣзъ въ карманъ своего раглана за портсигаромъ…

V

Ужасный вѣкъ, ужасныя сердца!

Пушкинъ. Скупой Рыцарь.

Красавица Антонина долго и недвижно слѣдила прищуренными глазами за удалявшимся экипажемъ. Обычная ей, не то злая, не то скучающая, улыбка блуждала по ея губамъ. Она чувствовала себя въ ударѣ; она еще бы потѣшилась надъ этимъ «Телемакомъ съ его Менторомъ», исчезавшими за облакомъ пыли, поднявшейся изъ-подъ колесъ ихъ телѣжки, словно говорила эта улыбка.

Солнце садилось. Большое крестьянское стадо, мыча и тѣснясь въ узкомъ прогонѣ межъ двухъ плетней, выбѣгало съ пароваго поля на дорогу къ селу; съ глухимъ звяканіемъ его колокольцевъ сливался въ гулкомъ воздухѣ визгливый гикъ погонявшихъ его босоногихъ мальчишекъ въ заплатанныхъ рубашкахъ, въ рваныхъ шапкахъ на затылкѣ. Лохматыя собаки неслись за ними, лѣниво полаивая, какъ бы во исполненіе давно надоѣвшей имъ обязанности…

Дѣвушка гадливо поморщилась: «русская идиллія», какъ выражалась она внутренно, была ей глубоко и какъ-то особенно ненавистна, — и отвернулась отъ поднявшейся опять изъ-подъ коровьихъ копытъ пыли, которую вѣтеръ несъ ей прямо въ лицо. Глаза ея въ ту же минуту остановились на подвигавшемся довольно быстрыми шагами съ этой стороны дороги по ея направленію какомъ-то прохожемъ.

Онъ былъ одѣтъ въ дырявый и длинный монашескій подрясникъ, перетянутый наборчатымъ ремнемъ, [7] какъ любятъ носить у насъ деревенскіе коновалы и Цыгане-барышники, съ черною суконною фуражкой фабричнаго фасона на головѣ и узловатою палкой въ рукѣ. Высокій и тонкій, съ рѣденькою, короткою и свѣтлою бородкой, онъ, повидимому, былъ еще очень молодъ, не смотря на далеко не юношеское выраженіе испитаго лица его, истрескавшагося отъ солнца, вѣтра и наслоившейся на немъ нечистоты въ продолженіе очевидно дальняго пути.

Дѣвушка глядѣла все внимательнѣе по мѣрѣ его приближенія: изъ-подъ воспаленно-бурой коры, покрывавшей это лицо, все яснѣе для нея выступали какъ бы знакомыя ей черты. Въ глазахъ ея загорѣлось видимое любопытство…

Онъ также, и давно, узналъ ее. Поравнявшись съ мѣстомъ, на которомъ стояла она у канавы, онъ торопливо и какъ бы тревожно окинулъ взглядомъ кругомъ и, убѣдясь, что, кромѣ ихъ двоихъ, никого нѣтъ, поспѣшно перебѣжалъ раздѣлявшую ихъ ширину дороги и очутился подлѣ нея.

— Тоня! проговорилъ онъ глухимъ голосомъ.

— Такъ это ты въ самомъ дѣлѣ! вскликнула она:- гляжу издали, точно Володя… Что-жь это за костюмъ? Откуда ты?

Онъ сурово глянулъ на нее:

— Долго разсказывать — и не здѣсь конечно!.. Говори скорѣе: могу найти я у васъ убѣжище, дня на два, на три… Потомъ уйду опять…

— Травятъ, — а? коротко выговорила она, и пренебрежительная усмѣшка скользнула слегка по ея алымъ губамъ.

Его передернуло.

— Отвѣчай на то, что спрашиваютъ, отрѣзалъ онъ:- никого у васъ?

— Никого. Былъ Юшковъ съ докторомъ; сейчасъ уѣхали.

— А чрезъ садъ пройти — не увидятъ?

Она пожала равнодушно плечами.

— Не знаю, а впрочемъ кому тамъ?

— Такъ идемъ скорѣе!

Онъ перебрался вслѣдъ за нею чрезъ канаву въ садъ.

— А что старикъ? спрашивалъ онъ, шагая рядомъ съ нею подъ деревьями и поминутно оглядываясь.

— Все то же.

— То же? какъ бы уныло протянулъ онъ.

— Отъ хорошихъ привычекъ отставать къ чему же? отвѣтила она со злою усмѣшкой.

— По тебѣ вижу! такою же усмѣшкой ухмыльнулся и онъ.

— Что по мнѣ?

— Та же ты все!

— Какая?

— Змѣя, извѣстно, объяснилъ онъ, вскидывая плечомъ.

Но она не сочла нужнымъ оскорбиться:

— По мудрости, засмѣялась она, — сравнительно съ тобою и Настей, — змѣя дѣйствительно!

— А Настя что, здравствуетъ? оживляясь вдругъ, спросилъ онъ.

— Твоими молитвами, — на сцену готовится, примолвила она, все такъ же смѣясь.

— Съ нимъ все возится?

— Какъ слѣдуетъ… Онъ вѣдь теперь совсѣмъ безъ ногъ, примолвила Тоня будто en passant, — съ того самаго дня, какъ ты исчезъ…

Что-то словно кольнуло молодаго человѣка подъ самое сердце; брови его болѣзненно сжались.

— Доигрался! проговорилъ онъ сквозь зубы по адресу отца, какъ бы съ намѣреніемъ осилить занывшее въ немъ чувство. И тутъ же перемѣняя разговоръ:

— А куда вы меня помѣстите? спросилъ онъ: — въ комнату мою, бывшую рядомъ съ нимъ, я полагаю, теперь не удобно… Да и показываться-ли мнѣ ему — не знаю, право, промолвилъ онъ, задумавшись.