— Ничего не пойму. Гас был очень славным парнем, когда за ней ухаживал. Мне понравился. Бухгалтер, белый воротничок, хорошая работа, чистые руки, ничего лучшего не пожелаешь для Сейл. Я пристроил его на отличное место. Дела пошли удачно. Но он ее бьет, — Шаффер растянул губы, оскалился, — черт возьми, потроха выколачивает! И знаете, что хуже всего? Она терпит! Десять лет терпит! А я уже начинаю мечтать о каком-нибудь роковом происшествии с ним.
Джеку все это было уже известно. Слышал при первой встрече.
— Пожалуй, вы правы, — оборвал он собеседника.
Шаффер пристально посмотрел на него:
— Хотите сказать...
— Что убью его? — Он покачал головой. — Позабудьте об этом.
— Я думал...
— Забудьте. Я порой допускаю ошибки. Предпочитаю иметь возможность вернуться и поправить дело.
Физиономия Шаффера выражала попеременно разочарование и облегчение. Облегчение, наконец, победило.
— Знаете, — чуть улыбнулся он, — как я ни желаю ему погибели, рад слышать от вас такие слова. То есть если бы вы согласились, до конца жизни думал бы, что сам вас на это толкнул. — Он тряхнул головой, глядя в сторону. — Страшно подумать, до чего можно дойти.
— Речь идет о вашей сестре. Ее избивают, вы должны с этим покончить, но сами не справитесь. Вас можно понять. Только зачем я вам нужен? Знаете, против подобных вещей существуют законы.
— Правильно. Конечно, есть законы. Но при этом придется писать заявление. Сейл никогда в жизни не согласится.
— Боится?
— Черта с два боится! Его защищает, говорит, мол, он так устает, так нервничает, что иногда теряет контроль над собой. Каждый раз повторяет: сама виновата, взбесила его, не надо было злить.
— Похоже, ему было известно о вашем приезде.
— А как же! В том-то и дело, с ума можно спятить! Сейл от меня позвонила и
Джек постепенно распалялся, слушая Шаффера. Наконец, повернулся к нему на сиденье:
— И вы только
— А что? В чем проблема?
— Не надо мозги пудрить! Вы же знаете, никто связываться не станет, как только узнает, что ваша сестра мазохистка.
— Нет...
— Вот что я вам скажу. — Он нащупал ручку дверцы. — Прихватите дубинку, подкараульте его в переулке или на автомобильной стоянке. Справитесь своими силами.
— Постойте! Пожалуйста! Разве я об этом не думал? Уже грозил при свидетелях. Если с ним что случится, меня первого заподозрят. Не могу пойти на преступление, когда у меня своя семья, дело... Детям надо что-то оставить... Расправлюсь с Гасом — попаду в тюрьму. Он меня всего лишит. Жена с детьми окажутся в каком-нибудь приюте, а он переедет в мой дом. Система правосудия!
Джек ждал окончания долгой паузы. Вот она, знакомая «уловка-22»[14], которая не позволяет ему выйти из дела.
— Я думал, — заговорил, наконец, Шаффер, — привезу вас сюда, увидите, какой он здоровяк рядом с маленькой слабенькой Сейл...
— И что? Зальюсь слезами? Забудьте. Даже если хорошенько припугнуть мерзавца, ничего не изменится. По-моему, у вашей сестры проблем нисколько не меньше, чем у него самого.
— Правда. Я с парой докторов разговаривал. Говорят, какая-то взаимозависимость. Ничего не пойму. — Он покосился на Джека: — Поможете?
— Не вижу способа. Во-первых, семейное дело всегда трудно улаживать, а в данной ситуации особенно. Мои методы тут не помогут.
— Понимаю... знаю, обоим надо в психушку, Сейл в любом случае. Не скажу насчет Гаса. По-моему, его уже не вылечишь. Думаю, ему
— Вряд ли он пойдет к психиатру только потому, что вам или еще кому-то этого хочется.
— Конечно, не пойдет. Может, его в больницу забрать... — Шаффер поднял брови, предлагая Джеку закончить мысль.
— Вы действительно думаете, что, если вашего зятя временно уложить на больничную койку, самого сделать жертвой насилия, он возьмется за ум и начнет просить помощи?
— Стоит попробовать.
— Нет, не стоит. Экономьте деньги.
— Ну, если не образумится, можно уговорить лечащего или другого врача, чтоб его образумили.
— Уверены, что это изменит дело?
— Не знаю. Я на все готов, кроме убийства.