Бездна

Самое забавное и абсурдное в изучении окружающего мира то, что весь он находится в мозге человека. Живя, мы уверены, что все по-настоящему. Но ведь то же происходит во сне. Мы видим там какой-то мир, верим в него, взаимодействуем с ним. То же происходит у психически больных. Они видят то, что создает их мозг, но почему-то это – болезнь, а то, что видят другие – реальность и норма.

То, что мы считаем реальностью, – откуда оно взялось? Точно ли это не сон? Не галлюцинация? С чего человек решил, что реальны не сны, а то, что происходит в свободное от них время? Может быть, во снах мы видим реальность, в которой возможно все, а потом засыпаем и выдумываем скучный предсказуемый мир, чтобы не сойти с ума. Может быть, галлюцинации сумасшедших – сбой в защитных системах мозга, которые не дают людям видеть окружающие их на самом деле странности и кошмары?

Мы думаем, что видим окружающий мир таким, какой он есть. На самом деле эти данные поставляет наш мозг – устройство со своими особенностями и ограничениями. Мозг всегда стоит между нами и реальностью. Все, что мы видим и ощущаем, – всего лишь образы, которые он конструирует внутри себя. Как и то, из чего состоят сны и галлюцинации.

Мозг несложно подловить на вранье. Например, перед глазами всегда находится нос, но человек его не замечает. Левый и правый глаз поставляют картинки с разных ракурсов, а мозг делает из них одну. Где гарантия, что эта картинка, слепленная наспех, подоткнутая нашими стереотипами, достроенная тем, что мы уже знаем, правдива? А ведь есть еще ложные воспоминания и стирание из памяти слишком болезненных событий. Можно еще вспомнить изменения в поведении человека, у которого поврежден мозг или проблемы в гормональной системе, или принявшего наркотики (или даже просто неподходящие ему таблетки от ангины). Малейшего сбоя достаточно, чтобы человек начал видеть мир не так, как обычно. С чего мы взяли, что мозг не обманывает нас в большем?

Выбраться за пределы черепной коробки, конечно, невозможно. Но, как минимум, можно расширить свою картину мира. Как максимум – попробовать вырваться за пределы нашего мира, может быть, даже умудриться увидеть реальность такой, какая она есть, хотя бы и через призму черепной коробки.

Мы часто обсуждали это с Игорем. Мы хотели узнать, что происходит на самом деле.

Мы хотели найти что-то иное, то, о чем люди еще не знают. Мы были уверены, что это «иное» существует и что до него можно добраться. Дверь туда где-то рядом, хотя открыть ее непросто.

А мы ее открыли.

Кто бы знал, к чему это приведет.

Много лет я посвятил науке: учился в университете, посещал дополнительные лекции и семинары, читал научную литературу, работал, исследовал. В свободное время смотрел фильмы про ученых, фантастику, научпоп. Я был полностью погружен в это. Человеческое бытие прекрасно тем, что можно посвящать свою жизнь крутым и интересным вещам.

Я увлекся физикой еще в школе. Затем отучился в университете, где изучал физику элементарных частиц и космологию. Кварки, струны, сверхранняя Вселенная, поиск скрытой массы Вселенной – одним словом, все чудеса и тайны мира.

В университете я и познакомился с Игорем. Тогда он был кем-то средним между скучноватым советским профессором и главным тусовщиком курса. В социуме Игорь управлялся куда лучше, чем я. Прирожденный лидер. Всех знал, всем нравился, не пропускал ни одной тусовки, встречался с девчонками. При этом всегда успевал учиться и работать.

В «Прометей» он устроился еще во время учебы. Получал там неплохие деньги. К окончанию вуза уже занял там должность руководителя отдела. Такой он был, Игорь. «Прометей» был условно частной конторой, которая занималась исследованиями для оборонного комплекса страны. Словом, деньги и возможности там были.

Потом он позвал в «Прометей» и меня. Я тогда как раз потерял свою подработку лаборантом, да и пора было искать что-то стоящее. Я пошел туда, не сомневаясь. Устроился в отдел, руководителем которого был Игорь.

Тогда я еще не знал, к чему это приведет.

Офис «Прометея» располагался в небольшом московском технопарке. Вокруг были только нежилые здания с конторами. Наши кабинеты и лаборатории занимали отдельный корпус.

Меня назначили на должность с таинственным названием «специалист» – даже не «инженер». Под таким обтекаемым словом может скрываться что угодно. В моем случае это означало помощь в исследованиях и много бумажной работы – вторые роли, как и всегда в моей жизни.

Работа в «Прометее» быстро меня разочаровала. Мы занимались какой-то фигней. Ни знаний, ни опыта, ни особенных денег мне это не приносило. Я потихоньку искал другое место. Игорю не говорил: как-то неудобно было. Думал, если что-то найду, то скажу, что случайно получилось.