Бездна

Полковник торжествующе вполглаза наблюдал за реакцией Сазонова, но в этот раз тот не сплоховал – был вытащен приличный зеркальный карп.

– Вот и обед, Вовочка, – потирая руки, завопил дядя Саша, – глянь, какой красавец! Ты как любишь – запекать со сметаной?

– Не, – помотал головой Сазонов, – жарить. На чугунной сковороде. В муке. Много масла, чтобы корочка была. У тебя есть белое сухое вино?

– Дурак, что ли, – оскорбился полковник, – то в масле с корочкой, то сухое ему подавай. Рыба-то наша. Значит, обойдешься самогоном. Я пошел жарить.

– Погоди, – Сазонов остановил его, пока летали мысли, – Воскобойник – это нацистский губернатор, которого партизаны прикончили?

– Отступись, Вова, по чести прошу. Это не просто коллаборационист. Это бывший солдат революции, потом идеологический антисоветчик, сумевший десятилетия водить за нос моих коллег из ОГПУ. Он выпускал манифесты, партию создавал, такого нагородил – уму непостижимо. После него возглавил эту республику Бронислав Каминский, слыхал про такого? Командир двадцать девятой дивизии СС «РОНА». Вспоминай разгром Варшавского восстания, 1944 год, палач Каминский… Так вот, при Воскобойнике, пока того партизаны не зачистили, Каминский был вечным номером вторым.

Полковник кинул скользкого карпа на мостки, мягко взял Сазонова под руку:

– Володя, в старые времена, чтобы по-настоящему заниматься, я немедленно доложил бы генералу. Я и теперь ребятам своим намекнул, но сам даже думать не хочу. Слишком тяжела задачка, не нашего ума дело, точно.

– Я в толк не возьму, при чем тут правнук фашиста – и еврей из российской глубинки? Дядя Саша, так не бывает. После войны семьдесят лет прошло. И куда они оба делись, скажи на милость? Не договариваешь чего-то.

– Думать не хочу! – заорал, багровея, полковник, – заявился раз в пятилетку и настроение портишь, сволочь. Ну, на тебе, напоследок, фамилию – дружок твой успешный, Руслан Михайлович Фирсов. Как раз и допроси его, как в столице будешь. Зайди к нему в Совет Федерации и поспрашивай, как, мол, корешок твой, Захар Кравец, поживает? Здоров ли, все ли ладно? Да напомни, как они вдвоем банк «Перспектива» десять лет назад на пару зеленых мультов шваркнули.

– Руслан в теме? – ошеломленно проговорил Сазонов, – я его в том году видел, на охоту на Камчатку ездили. Ты серьезно сейчас? В голове не укладывается…

– Пошел! К чертовой! Матери! – раздельно произнес полковник, закурив, добавил чуть мягче, – слушай, ты ко мне не заезжал. Я тебя не видел. Но поскольку я человек добрый, предлагаю – на ход ноги, под рыбу, глотнуть моего великолепного самогона. Может, больше не придется.

Сазонов потер виски, кивнул рассеянно:

– Самогона, конечно, хлебну. Однако ты меня совершенно огорошил… Надо будет подумать основательно.

– А чем тебе думать-то, Вова? Ты – будто баран. А баранов режут. Последний раз говорю – уймись. Поезжай, как ты любишь, в Ниццу. Ты же почти что Максим Горький. Ну, и подыхай там на старости лет от сифилиса на высоте чувственных наслаждений. Не лезь, придурок, в эту историю, по – человечески прошу.

– Так я, в отличие от Горького, не успел создать школу богостроительства для пролетариата ни на Капри, ни даже в Ницце. Может, удастся сделать в жизни хоть что-то стоящее?..

Полковник махнул рукой, в сердцах забыв рыбу, зашагал к дому. Карп косился с мостков глазом глубокого черного цвета и беззвучно шептал усатым ртом:

– Dum spiro–spero.

7

Сазонов вернулся в город ближе к вечеру. Ольга ждала его в гостинице, спросила чуть встревоженно: