Бездна

— Вы хотите любви. Не той любви, что даётся в оплаченной постели, а Любви с большой буквы, той, что не имеет сексуального подтекста. Постель — только одна из финальных форм, просто способ выражения.

— Какие же другие?

— Доброта, сочувствие, помощь. Самопожертвование. Заступничество. Вы лично хотите, чтобы хоть кому-то было до вас дело. Чтобы кто-то о вас заботился. Чтобы кто-то в конце дня помог вам вспомнить, что мир создан не для того, чтобы бить и бить вас колючим молотом по самолюбию, душе и сердцу. Именно потому вы и сидите сейчас здесь.

— Не могу сказать, чтобы я получил желаемое.

Я хлебнул из стакана.

— А вы его и не получили. Вы обратились не по адресу.

— К вам?

— К миру. К творению. Оно своенравно. Оно может любить вас, а может и ненавидеть.

— А Он? Много Он любил меня в моей жизни? А если и любил, то это сильно напоминает как раз ту любовь, о которой вы пренебрежительно отозвались. Меня имели и имеют все кому не лень, и то, что я до сих пор гетеросексуален, исключительно моя заслуга.

Я отхлебнул из стакана и стукнул им по столу. Внутри лязгнул лёд.

— Вы до сих пор живы.

— Да охренеть. Много это дало мне радости. Он что, создал меня только для того, чтобы было кем играть? Было кого макнуть в говно с головой? Если это она, Его любовь, то Он — самый большой извращенец.

— Он создал вас и выпустил в мир. Вы пошли говорить с миром, а мир в большинстве случаев отвечал как хотел. И тем не менее вы имели свободу в своём пути.

— Свободу?! Да в чём же, поясните мне Христа ради!

Я прикусил язык.

— Свободу поступать правильно и неправильно. Или не поступать. Вы всегда знали, что такое хорошо и что такое плохо, верно?

— И что?! Что с того? Меня кто-то учил, как делать правильно?

— А вы просили?

Тишина повисла. Пульс колол в мозг острым шилом.

— Мы всегда начинаем с того, что отрицаем Его. Весь мир для нас, и он под нас прогнётся. А Он — пусть постоит где-нибудь в уголке, и пусть молчит, пусть носа оттуда не высовывает. Он нами наказан. Потому что слишком велик.

Я молчал. Отхлебнул из стакана, который снова был полон. Судя по объёму, я давно уже выпил с бутылку и уже должен был скотски блевать в туалете. Но голова только немного шумела. Я чувствовал себя практически трезвым.

— Пусть так. Вы говорили, что никто ничего не может дать, если Он не хочет. Так?

— Да.

— А теперь говорите, что мир своенравен.

— Да.

— Не противоречит одно другому?

— Нет.

— И как вы это себе представляете?

— Свобода есть у вас, есть и у мира. Иногда мир и вы делаете то, что хотите, и Он позволяет это. Иногда не позволяет. При этом в зачёт идёт не результат.

— Вы меня запутали.

— У вас есть свобода поступить. Поступок всегда происходит в душе. Из души вы вытаскиваете его в разум и оттуда пытаетесь провести в мир. А Он даёт вашему поступку осуществиться в мире или не даёт. Но что бы Он не хотел, в душе вы уже поступили. Помните, я говорил про то, что некоторые удары до жертвы не докатываются?

Я сглотнул. Горло саднило.

— Да.

— Он гасит некоторые удары. Рассыпает. Некоторые ослабляет. Некоторые видоизменяет. Некоторым позволяет докатиться неизменными. Некоторые направляет другим.

— И это любовь?!

— Это любовь. Но не человеческая. Он — не мы. Не вы, не я, не вон бармен. Не ваша мать, не ваш враг, не ваш друг. Он — Бог.

— Тогда зачем называть это любовью?

— Потому что это высшая любовь.

— Вы что, мазохист?

— А вы видели, как мать иногда следит за ребенком, который тащит в рот электропровод? Который она час назад намазала хинином и положила на видное место? Или как даёт ребёнку обжечься о пламя свечи? Зачем она это делает?

Я молчал с закрытыми глазами. Молчал, пока не порвались последние хоть какие-то приличия беседы. Потом ответил.

— Она делает это, потому что ребенку требуется опыт.

Мой голос хрипел.

— Вы простужены. Выпейте.

Я выпил залпом.

Горячая волна обожгла воспалённое горло.

А потом боль прошла.

— Спасибо.

— Бог спасёт.

— Что?

— Спасибо — это сокращённое “спаси тебя Бог”.

Я помолчал.

— Хорошо. И он спасает?

— Да, он спасает. Он учит нас, попуская на нас те или иные испытания.

— Зачем?

— Что зачем? Зачем даёт опыт?

— Зачем нас испытывать? Он же — Бог? Он же знает нас, верно?

Мой собеседник усмехнулся.

— Испытание — старое слово. Пытать — это познавать. Испытать — это познать. Испытания, что он посылает нам — это возможности познать себя. Себя, мир, Его. Увидеть. Почувствовать. Осознать.

— Вы буквоед.

— Не обижайтесь.

— Хорошо. Продолжайте, прошу вас.

— Он ведёт нас через мирской океан, обучая и созидая. Созидая — потому что мы сотворены по образу, а по подобию ещё не стали.

— Мы можем быть подобны... Ему?

Мой собеседник посмотрел мне в глаза.

— Я верю, что да. Но не факт, что будем, и если будем, то все. Ад полон нами.

Я вздрогнул.

— А зачем — Ад?

— Это место наказания.

— Наказания? Вечного?

— Нет. До Страшного Суда.

— А потом?

— Ему видней, но есть версии, что те, кто будет осуждён, уйдёт в небытие. А может, встанет в ряды демонов. Есть разные версии в книгах. Но для нас это не так важно.

— Неважно?!