Бездна

От нахлынувших воспоминаний у меня щиплет глаза. Я думаю о белобрысой лыжнице-датчанке, ползавшей на четвереньках под деревянными балками своей квартиры, где паркет почернел от наших загашенных окурков. Думаю о карманном издании «Бесов» с изможденным лицом одержимого на ярко-красной обложке. Думаю о нашей эскападе в Барселоне, где меня ждала пухлая грудь девушки с унылыми губами; встреча произошла в старинном квартале, у фонтана, к которому она прислонилась… И о мягких ситцевых стеганых одеялах, привезенных из Индии, – я кутался в них у Жюля. И о красивом рисунке, который подарила мне студентка-художница в те времена, когда я пристрастился к зеленому змию; на нем была изображена бутылка с этикеткой «Святая душа». И о клошарах в общественных банях на площади Монж, куда я ходил помыться, перед тем как идти танцевать под эту песенку:

Все парни были в тебя влюблены, а я страдал,
Глядя, как они все пытаются тебя раздеть.

Целая жизнь, о которой Пас так и не узнала.

Джип замедляет ход, сворачивает с автотрассы на дорогу поуже, проезжает мимо мечети, чьи минареты нацелены в небо, словно ракеты на пусковой установке, и тормозит на стоянке перед большим отелем, в окружении сада. Наконец-то настоящие пальмы. И запах моря. Жюль выключает мотор. Я прислушиваюсь: к вздохам волн примешивается музыка ночного кабаре.

– Пойдем-ка опрокинем по рюмке, – говорит он.

Нас опережают несколько пар, мы идем вдоль пенного прибоя по аллее, ведущей к террасе с белой элегантной мебелью. У входа стоит распорядительница в строгом костюме, которую Жюль приветствует поцелуем. Потом он представляет меня. От девушки исходит нежный аромат, напоминающий мне, что после долгого перелета неплохо было бы принять душ. Она дарит нам ярко-красную улыбку, подзывает другую девушку, и та ведет нас к столу у самого края террасы, где пляшут на воде яхты. Жюль заказывает два мохито «диабло».

Вынув пачку, он протягивает одну сигарету мне. Я сжимаю ее губами, огонек зажигалки облизывает ее кончик. От запаха дыма мне становится легче.

– Ну, так что стряслось? – спрашивает он.

– Они нашли ее… где-то на пляже…

И конечно, он задает вопрос, на который у меня нет ответа: «Какого черта она там делала?»

Я пожимаю плечами. Жюль отводит взгляд; мне стыдно, что я ничего не знаю. Вокруг нас все громче звучит музыка. Электронная музыка, сопровождающая мелодию на клавесине.

– Ты знаешь такое место – Абу Нувас?

– Это в другом эмирате. По-моему, крошечное селение. Никогда там не был.

Он явно хочет добавить еще что-то, но колеблется. Я помогаю ему:

– Давай, Жюль, спрашивай. За последние три дня я столько передумал, что меня уже ничем не испугаешь.

– Она… то есть я хочу сказать, ее тело… оно где?

Я отвечаю, что оно еще там, они поместили его в холод.

Услышав это «поместили в холод», он морщится и бормочет: «Извини…» А я бодро добавляю:

– Да, тела, знаешь ли, положено хранить в холоде.

Он прикрывает мою руку своей. И говорит, что мы поедем вместе.

– Не переживай, Сезар. Может, это и не она.

Я и сам часто об этом думал и рад, что такая мысль пришла в голову не мне одному. Правда, верится с трудом. Я подзываю официанта. На море поднимается волна. Я слышу смешки девушек, полулежащих на белых диванах перед низкими прозрачными столиками. Подходят другие девушки, видимо закончившие работу, – одни еще в деловых костюмах, другие, успевшие переодеться, в летних платьях. Шелк, атлас, яркие краски, плиссированные юбки, смелые декольте, белокурые волосы, высокие каблуки; некоторые из девушек очень смуглы и одеты во что-то вроде сари и облегающие белые джинсы. Сегодня пятница. Парни в рубашках поло от Ralph Lauren, с его фирменной эмблемой – всадником; другие – в цветастых или полосатых рубашках с белыми манжетами и воротничками, у этих матовые, гладко выбритые лица, светлые волосы, бородки. Одна из девушек поправляет бретельку своего платья; у нее, как у всех рыжих, бледная кожа. Сидящая рядом с ней китаянка потягивает джин-тоник. Мне видны даже пузырьки в стеклянной бутылочке. Вокруг кипит жизнь, а я – я приехал к смерти.

За пляжем продолжался мегаполис – очередная вереница башен с мигающими огоньками. Я допил свой мохито. И спросил:

– Ну а ты как?

– Луи-Хассану уже восемь. Официально я все еще женат на его матери. А неофициально все гораздо сложнее: я никогда не знаю, где она…

Он познакомился с Лейлой после того, как завалил экзамен на звание агреже[181]. И все же отец не дал ему сойти с прямой дороги к профессии экономиста. Это случилось в Лондоне, в престижнейшей Лондонской школе экономики. Великая любовь с первого взгляда. Лейла была красавицей, но уже тогда сбилась с пути.

– И что она тут делает?

– Изменяет мне. – Жюль помолчал и продолжил: – Хорошо хоть, что бросила пить… То есть бросает – каждый день. На прошлое Рождество, когда мы были в Аргентине, она на глазах у моих родителей проехалась на лошади совсем голая.

– Не выдумывай!