Бездна голодных глаз

— Боги, вера… Нет, это не костыль, на который мы опираемся, чтобы не упасть в пропасть зверя — это ключ, образ, помогающий собрать росу чувств человеческих в НАШ кубок — собрать и затем вернуть волшебной сказкой… Злость, свирепость — это все так, ерунда, пыль, но когда за ними встает Бог — мы говорим: «Ярость». Влечение, похоть — грязь, пот и сопение, но когда Богиня взмахивает своим плащом, мы падаем на колени и шепчем: «Страсть»… Опаска, боязнь — одна улыбка Ахайри, Матери-Ночи — и они превращаются в «Ужас». Бог встает над мертвецом, которого скоро сожрут черви — и живые пишут слово «Смерть» с большой буквы. И непонятное знание в руке божества оборачивается Тайной…

Таргил помолчал и жестко закончил:

— Мы, Предстоящие, пили нектар душ человеческих, когда они переходили порог посредственности; мы копили его в себе и возвращали миру сверхъестественное; но, отказавшись отдавать — мы лишились имени Предстоящих и стали вампирами человечества. Вспомни, Махиша, начало всего, вспомни Авэка Эльри… В основе Дома лежали его голод и наша жадность, и Он в конце концов пожрал и нас. Теперь мы остались в мире плоских бумажных людей, где одна реальность — Дом-на-Перекрестке…

Ты поможешь нам найти остальных, Махиша?

— Да, — ответил Махиша, не отрывая глаз от пола. — Я помогу вам. Нет, не вам — нам.

— А потом, — неумолимо продолжал Таргил, — потом ты сделаешь неизбежное?

Махиша резко вскинул голову и почему-то посмотрел на меня. Он словно увидел меня впервые, и я никак не мог понять, что происходит — но Махиша и Таргил, по-видимому, прекрасно понимали друг друга.

— Да, — ответил Махиша-Предстоящий. — Я пойду до конца.

30

…И был день, и был вечер, когда я проклял прошедший день — последний из той бешеной недели, в течение которой мы с Таргилом рыскали вдоль излучины Хриринги, разыскивая следы Лайны-Предстоящей. Нас направил сюда Махиша, но при этом он все время старался не встречаться со мной глазами и под конец намекнул, чтобы я ехал один. Или, в крайнем случае, с Таргилом.

Не знаю, почему, только я послушался Махишу, и мы выехали вдвоем, погоняя купленных у хозяина двора Арх-Ромшит лошадей. Правда, примерно через час я заметил в голубизне неба над собой черную точку, описывавшую круги, и не удивился, когда возмущенный Роа свалился нам буквально на головы и полдороги обзывал нас всякими нехорошими птичьими словами.

Но все по порядку, или хотя бы относительно по порядку. А порядок был такой: редкие леса с колючими вечнозелеными деревьями, такие же редкие хутора с хмурым и неразговорчивым населением и изматывающие попытки разговорить хуторян и выжать из них хоть слово, способное навести на след Лайны. Дважды Таргил натыкался на Перекрестки, но один из них не подходил Лайне, а другой находился в труднодоступном месте, и люди там давно не жили. И в конце недели, когда я уже готов был убить Махишу по возвращении, нам встретилась та крестьянка.

Роа уже приучился во время таких разговоров сидеть где-нибудь на ветке и помалкивать, не привлекая к себе лишнего внимания. Алиец лениво клевал крупную шишку, сбивая чешуйки на плечи и платок полной круглолицей женщины лет сорока — сорока пяти, с объемистыми корзинами в обеих пухлых руках.

— Вы не из столицы, господа мои? — поинтересовалась почтенная толстушка после того, как мы купили у нее абсолютно ненужную нам рыбу и круг пористого козьего сыра.

— Из столицы, — подтвердил Таргил, я же только кивнул.

— И часто у вас в столице казни публичные вершат? — с милой улыбкой осведомилась крестьянка. — Соседи говорили, что в неделю до пяти, а то и шесть раз случается, — да врут небось, шиши языкатые…

Слюна в моем рту стала вязкой и горькой, и по спине пробежал зябкий ночной холодок, хотя было еще не поздно.

— Бывает, — неопределенно пошевелил пальцами Таргил, словно затягивая петлю на невидимой шее, и сам Предстоящий вдруг стал подозрительно похож на заплечных дел мастера, ушедшего на покой в связи с возрастом. — Всяко случается, хозяйка… А тебе-то что с того, в глухомани вашей? — или курицу свою четвертовать собралась?

Похоже, что «глухомань» обидела нашу собеседницу.

— Да уж тоже не дегтем мазаны! Хриринга — место известное, отсюда куда хошь — рукой доплюнуть, хоть до столицы, хоть куда… А спрашиваю по делу, не просто так говорилом болтаю…

— Это что ж за дело такое? — я постарался состроить самую любезную физиономию, на какую был способен, и, кажется, мне это удалось.