Бездна голодных глаз

Бродяга скучающе повернулся к рисунку, подумал и щепкой провел черту поперек. Его собеседник — если это можно было назвать беседой — оживился, криво ухмыльнулся и добавил на редкость хитрый зигзаг. Ты отвернулся и увидел компанию давешних драчунов, шумно идущих мимо. Обладатель замечательного багра, явно договорившийся со своими оппонентами, возбужденно трепался о былых подвигах и, в подтверждение сказанного, звонко треснул черноволосого раба багром по затылку. Тот потер темя и недоуменно обернулся. Остроумный рассказчик заржал и снова занес багор. На этот раз шутка удалась не вполне — ударенный носильщик перехватил гибкое древко, описав замысловатую восьмерку, подумал и кольнул обидчика чуть пониже пояса нестиранной туники. Весь юмор, застрявший в тощем горле, вылетел хриплым возмущенным воплем, и компания угрожающе двинулась на непочтительных скотов, не желающих служить увеселению истинных граждан.

Ты направился к месту ссоры — и обнаружил ненужность своего поступка. Да и варварские методы Бродяги и его приятеля — кстати, весьма схожие методы, весьма — покоробили тебя. Ты отнюдь не отличался повышенной брезгливостью, хотя и они не выкалывали глаз, не отрывали ушей и не раздирали губы, подобно малорослым и жестоким трущобным крысам. Не было у них и твоих коротких одиночных ударов, вспарывающих грудную клетку и ломающих шеи. Нет, здесь было нечто малопривычное, но на редкость эффективное, здесь были дикие, но по-своему утонченные формы. Бестолковые взмахи портовой шпаны вязли во внешне вялых, незаметных захватах, невидимый толчок — и нападавший захлебывался криком, хватаясь за сломанный локоть или припадая на вывернутое колено. Через минуту Бродяга отряхнул песок с одежды, тщательно осмотрел поцарапанную ладонь и пошел к тебе. Махнув рукой по направлению к выходу, он обернулся к узкоглазому рабу и сложил запястья широким жестом, напоминавшим орла. Тот широко улыбнулся и побрел вверх по сходням.

…Лишь на пустыре, в тридцати минутах ходьбы от порта, ты придержал Бродягу и заставил присесть на поваленное дерево.

— Кто это был? — спросил ты.

Бродяга взял обломок ветки и наклонился. «Сэген, раб», — начертил он на земле.

— Откуда ты его знаешь?

«Мы были рабами у шамана его племени. Потом ушли. Его тоже взяли патрули Ложи. Месяц назад».

— Что ты узнал от него?

«Черный ветер».

— Ну да, конечно… Черным ветром владеющие, опять же одна рука, одна нога, и все такое прочее… Ты меня за шамана принимаешь?

Бродяга сделал быстрый росчерк и, резко разогнувшись, зашагал вперед. Ты задержался и присел перед написанным. Там повторялась фраза: «Черный ветер». И подчеркнуто. Два раза.

— А драки описывать ты так и не научился, — засмеялась жена. — Небось, сам-то и не дрался ни разу…

Мастер кивнул:

— А как же. Разве ж это драки? Это так, ерунда на постном масле…

* * *

…Войдя в каризы, он обогнал понурого Бродягу и пошел первым, привычно мурлыча под нос витраж Дороги. Не знающий его был обречен на однообразное блуждание по переходам, каждый час выбираясь к началу странствий — пока путешественник не проклинал свою затею и не убирался восвояси…

Бессознательно повышая голос на четных поворотах, он вспоминал стычку в порту, малоприятного раба Сэгена, равнодушное варварство Бродяги… Это ж по какому дерьму надо было протащить юного избалованного гения, играющего словами и мирами, азартно берущегося за непосильную ношу — для превращения в вот такого немого бойца с тусклым взглядом серых глаз, присыпанных пылью бесконечных дорог? Изгнание, обида на любимого учителя, травля патрулями, шаман этот, рабовладелец доисторический, садист Верховный с его методами убеждения… Вполне достаточно для вытравления любых зачатков гуманизма. Впрочем, о чем это я! Гуманизм сопливый какой-то… Интересно, а я с ним справлюсь, если в эту исковерканную жизнью голову придет что-то лишнее? Наверное, справлюсь, но какой ценой…

Бродяга вскинулся, поравнявшись с тобой, и как-то неопределенно помотал встрепанной головой. После чего уверенно двинулся вперед, аккуратно обходя трещины полов.

«Он же немой! — машинально подумал ты, — мы ж сейчас дорогу потеряем!…»

Ты попытался убедить себя в реальности угрозы — и не смог. Слишком спокойно шел невозмутимый Бродяга, слишком небрежно находил он нужный поворот. Ты посмотрел вниз и обнаружил в левой руке его, в тонких белых пальцах, маленький необычный бубен — нет, даже не бубен, просто металлическое кольцо с колокольцами и пергаментными перетяжками. Кольцо ритмично позвякивало, ударяясь о бедро идущего. Ты быстро наговорил кусок витража — ритмы совпали вплоть до удара четных переходов. Значит, вот оно что… Любопытно, догадывается ли об этом Магистр?

Ритм. Для него необязательны слова. Ритм шагов, ритм дождя, ритм звона мечей о доспехи… Ритм. Глухой барабан или струны кото, под которые безмолвные желтолицые монахи уходили в Пустоту и прорывались к просветлению. Нет, это не у них, это у нас, но все равно. А слова?

— А слова? — бросил ты в прямую спину Бродяги. Тот, не оборачиваясь, выразительно постучал пальцем по голове.