— Шестьдесят лет, — бормотал тем временем Подмастерье, — поколение за поколением, агония Города, и — ничего… Жертвы — зря, кровь — зря… Жизнь — зря! Учи нас, Мастер!… Мы — не те заблудшие, кто в отчаяньи поднял руку на учителей своих!… Это они, потеряв власть, в злобе попрали заветы говорящих и взялись за оружие… Учи нас, Последний Мастер, верни словами былую силу — и рабы твои выполнят все, что ты скажешь!…
— Все, что я скажу, — задумчиво повторил Девона, почесывая кончик носа; и Скил аж заскрипел зубами от невеличественности этого жеста. — Рабы… Впрочем, звучит заманчиво. Хотя ты, стоящий передо мной на коленях, рядишь меня в чужую заношенную мантию, — я согласен. Я попробую помочь вам. Всем вам. Только для этого мне придется умереть.
Бешеная радость, вспыхнувшая было в глазах Подмастерья, внезапно сменилась недоумением и страхом; и он уперся руками в пол, по-собачьи заглядывая снизу вверх в бесстрастное лицо Упурка.
— За что, Мастер? — губы юноши задрожали, и перетянутая струна его голоса сорвалась на всхлип.
— Что это с тобой? — с насмешливым участием осведомился Упурок. — Я же вроде ясно сказал, что сам хочу умереть, сам — а не тебе шею свернуть… хотя следовало бы. Вы меня разве не за этим в каризы приглашали, да еще так вежливо?
— Не надо, Мастер! — истерически закричал Подмастерье, пытаясь подползти к Девоне; впрочем, это у него никак не получалось — Упурок каждый раз аккуратно отодвигал его ногой на прежнее место. — Не умирай! — учи нас… Лучше убей кого-нибудь! Хочешь — убей меня! Хочешь?!
— Тебя? — Девона немного подумал. — Нет. Тебя не хочу. У тебя кровь плохая. А у меня — хорошая. И распоряжусь я ею, уж будь уверен, так, как считаю нужным. Ты же сам тут скулил, что исполните все, что прикажет последняя надежда в моем лице! Да или нет?!
— Да, Мастер, но…
— Ты непоследователен. Если да — то никаких «но»! Умру, умру, мой дорогой, всенепременно умру. Только не сейчас. И так, как мне хочется — во всяком случае, никак не на вашем дурацком щите. Лично я намерен уйти из жизни на Большом Ежегодном Кругу. Сколько там до него осталось?
— Восемь месяцев, — кинул из угла забытый Скил, напоминая о своем существовании и даже некотором праве на голос.
— Восемь, значит… — Девона наморщил лоб, что-то прикидывая. — Хватит. Должно хватить. Иначе не подготовимся… И встань, парень, нечего по паркету елозить. Звать-то тебя как, посол?
Подмастерье нерешительно поднялся на ноги и машинально отряхнул и без того чистые колени.
— Меня? Пирон.
Он вытер выступившие слезы и неожиданно твердо взглянул в глаза Девоне.
— Приказывай, Мастер. Мы сделаем все, что ты скажешь. Сделаем молча и без лишних вопросов. Что нужно тебе, чтобы… чтобы умереть?
— В первую очередь — доски, — очень серьезно ответил Упурок.
…Они, наверное, уже больше часа составляли бесконечный список предметов, позарез необходимых Девоне, чтобы умереть. Пирон усердно скрипел облезлым пером, и в углу давно сидел неизвестно когда и откуда взявшийся Сырой Охотник — сидел, молчал, улыбаясь одними уголками рта — и Скил тоже тихо сопел, выглядывая из-за плеча Упурка, и только удивлялся, зачем Девоне для смерти понадобились свечи, и доски, и ткань и… Ну, веревка — это понятно, на ней хоть повеситься можно… Потом Пирон приписал напротив веревки — «345 локтей», и Скил окончательно отказался что бы то ни было понимать, и только слушал, как Девона втолковывает Охотнику, что заказанные мечи должны быть длинными, узкими и прямыми, и клинок чтоб в кольцо сгибался, а если Оружейники откажут, так найти там у них Стреноженного и сказать, что от Упурка…
Пирон от старания высунул мокрый короткий язык, Скил про себя благодарил покойного старшину Рипша, научившего его читать для различения «никчемного и дорогостоящего» — любил красиво выражаться горбатенький Рипш, сломавший себе шею в слишком уж случайной потасовке, любил и умел, теперь так не могут… — в списке вдруг обнаружился любопытный пункт: «Женщины — 8 шт.»; и Скилъярд вновь погрузился в тяжкие размышления. Нет, женщины — это само по себе хорошо, но совсем не для того, чтобы помирать… хотя, если их восемь, да еще из Пляшущих Флоксов тамошних кобыл натаскать, так тогда действительно и концы отдать недолго — они и поодиночке кого хочешь до полусмерти приласкают… Но зачем тогда мечи и веревки?! От женщин отбиваться да Подмастерьев вязать? Опять не сходится…
Девона прервал сумбур Скиловых мыслей и потребовал, чтобы он, Скилъярд, немедленно сказал ему: «Илло-хо-хо, мой принц!» — а эти, в комнате, пусть слушают. Заподозрив неладное, Скил буркнул требуемое, Девона скептически поджал губы и распорядился, чтоб громче и радостней.
— Илло-хо-хо, мой принц! — громко и радостно завопил Скилъярд. Пирон вздрогнул и сделал кляксу, Сырой Охотник полез к себе под балахон, но на полдороге опомнился и успокоился, а Девона поковырялся пальцем в ухе и сказал, что темперамент есть, но придется повозиться.