Бездна голодных глаз

Девона швырнул Скилу пачку листков, которые Сарт подсунул им в хранилище и с которых Девона позднее читал «Мастера» — и Скил с трудом исхитрился поймать их. Затем быстро перелистал страницы. В самом конце оказался приколот кусок странной голубоватой бумаги — или ткани? — исписанный летящим крупным почерком. Сбоку были пририсованы три смешные рожицы. Последняя была смешная и страшная одновременно. Страшно смешная. И глаза, как у голодной крысы. Скил вгляделся в написанное.

Одиноко-незрячее солнце глядело на страны,
Где безумье и ужас от века застыли на всем,
Где гора в отдаленье казалась взъерошенным псом,
Где клокочущей черною медью дышали вулканы.
Были сумерки мира.

Дальше голубизна куска резко переходила в обугленную кромку, словно слова внезапно обрывались в хищный первобытный хаос, в дымящуюся лаву; и рожица в правом углу удовлетворенно косилась в изломанную трещину открывшейся бездны.

Скил вернул листы Девоне и опустился на табурет.

— Я думаю, он перешел границы власти, — тихо сказал Скил, и на миг ему показалось, что это произнес не он, а кто-то другой, спокойный и бесконечно старый. — Если это и означает играть, то нельзя играть безнаказанно. Ни жизнью, ни словами. За сказанное надо отвечать. Уж лучше банальная кровь человека на щите. И, наверное, именно поэтому Собеседник позволил…

Девона внимательно посмотрел на Скила.

— Я не ошибся в тебе, парень Скилли, — словно ни к кому не обращаясь, бросил Девона. — Пирон с его возможностями — если легенды не врут — снес бы тюрьму, а Сырой Охотник перебил бы полгорода. А Собеседник пренебрег всем, вплоть до собственной жизни. Плевать он на нее хотел. Я полагаю, это и есть подлинная власть, не требующая ежеминутных подтверждений. И Сарт понимает это. Теперь понимает. Понимает, Скилли, — где бы он ни был и кто бы он ни был! А пути его вызывают головокружение даже у меня, и я не хочу представлять непредставимое. Тем более, что мы с ним, как я уже говорил, в разных плоскостях.

— Как — в разных? — переспросил Скилли.

Девона положил на столик лист бумаги, а второй лист поставил сверху на ребро.

— Вот, — сказал он. — Эта плоскость — я. А та — Сарт. Понимаешь? И я вот здесь, на столе, а он — там, вверху. Или внизу. И мы безразличны друг к другу.

Скил кивнул. Он понимал. Плоскость — это когда плоско. Девона — на столе, а Сарт — вверху. Или лучше — внизу. И подальше… Он пригляделся повнимательней и поднял глаза на Упурка.

— Ты — вот тут, — Скил морщил брови, раздумывая вслух. — А Сарт — тут… но вот здесь, посередине, вы пересекаетесь. Что тогда, Девона?…

И он ткнул пальцем в место пересечения.

Девона поднял стоячий листок и расположил его горизонтально над лежащим на столе.

— А так? — как-то неуверенно спросил он у Скилъярда. — Так ведь не пересекаемся?

Скил хитро улыбнулся.

— Здесь не пересекаетесь, — подтвердил он. — Здесь. А там, далеко, за комнатой, за каризами, за городом, — кто его знает?! Вдруг да пересечетесь…

Дверь хлопнула, и в комнату вошел огорченный Пирон.

— Не хочет, — он развел руками, и Скил сразу понял, кто не хочет и чего не хочет. — Просил, уговаривал — нет и все. Врет, наверное… Одна надежда, что…

В последних словах Пирона не было уверенности. Так, досада и мальчишеская злость.

— Ну и не надо, — утешил его Девона. — Просил, говоришь… на коленях, небось, стоял. Не расстраивайся. Сам же видишь, одна надежда на меня. Мы, ненормальные, все такие — судьбоносные…

Девона развернул скрученный в трубку список.

— Садитесь, ребята. Вернемся к нашим баранам.

— Вернемся, — подтвердил Скил, придвигая табурет поближе и думая, что потом, когда все кончится, надо будет не забыть спросить у Упурка — кто же все-таки такие эти самые бараны?…

Глава тринадцатая

Мы ко Времени пришли по бездорожью,

Задыхаясь от любви и нелюбви.

Только ложью мы не пользуемся. Ложью

Мы не пользуемся. Нет ее в крови.

В. Рецептер

…Город — а, вернее, то, что от города еще оставалось — вибрировал от переполнявших его слухов. Слухи появлялись ниоткуда и уходили в никуда, обрастая за краткий свой век невообразимо пестрым шлейфом домыслов и подробностей. Тощие ножки сплетен путались в этаком подоле и носили своих хозяев от квартала к кварталу, от развалин центра к пепелищам окраин; и даже в Зеленый замок забегали легкие на ногу слухи, и привратники Дикой дружины приветливо опускали мост перед болтливыми гостями.