Бездна и Ланселот

Внутри дома, в большой центральной комнате, их ждал хозяин. Оказалось, что он еще не слишком стар, лет пятидесяти, высок, жилист и смугл, хотя его длинная борода была совсем белой, отчего вначале и показалось, что он глубокий старик. Рядом с ним находилась семья – жена и две молодые девицы, по-видимому дочери. Все они были сильно напуганы, и немудрено, потому что под стенами дома бесновалась разъяренная толпа.

Одна из дочерей, по-видимому старшая, выглянула в крошечное слуховое оконце в стене, сказав:

– Отец, взгляни! Похоже, весь город собрался около нашего дома! Они хотят, чтобы ты выдал им этих чужестранцев, иначе грозятся убить нас. Зачем они тебе? Один вон совсем нагой, – добавила она с усмешкой, откровенно разглядывая Ланселота, который действительно оставался в чем мать родила.

– И правда, Лот, – высоким дрожащим голосом сказала жена, – пусть лучше они их заберут, а то ведь сейчас сожгут дом.

Ланселот удивился, потому что хорошо понимал их речь, несмотря на то что, как он помнил еще со времен воскресной школы, жители Содома – а у него не было сомнений, что они попали именно в библейский Содом – звались филистимлянами или же, по-иудейски, хананеями, язык которых давно всеми был прочно забыт. А еще его поразило, что имя хозяина дома созвучно его собственному, только короче. Посмотрев на своего русского товарища, он увидел, что тот озадачен не меньше его.

– Вы видите то же самое, что и я, Николай? Или я сплю? – сказал он ему.

– Вряд ли, Ланс, мы оба видим один и тот же сон, скорее, это все чертовы шуточки нашего друга Бельфегора. Кстати, судя по идолу, что стоит на площади, кажется, он и есть то божество, которому поклоняются эти извращенцы. Я знаю только одно – физически перенестись в библейские времена из двадцатого века мы точно не могли, так что это что-то вроде гипнотического воздействия, хотя и поразительно эффективного, во всяком случае, меня только что чуть было не лишили девственности, а может, и головы. Надеюсь, что только виртуально, и мы на самом деле все еще находимся на подводной лодке.

– Послушай, Лот, – обратился Ланселот к хозяину дома, – может, нам лучше сейчас и в самом деле добровольно выйти и сдаться, а то ведь, не ровен час, они и впрямь сожгут нас здесь всех вместе?

– Негоже тебе стоять перед моей женой и дочерьми так, голым, – сказал Лот, как будто и не слышал его последнего заявления. – Хоть в этом городе ходить нагишом и предаваться свальному греху и не в диковину, мы осуждаем это как богопротивную мерзость. На вот, надень-ка мой старый хитон, – бросил он Ланселоту одежду. – А вы, дуры, – прикрикнул он на женщин, – уймитесь! Разве не ведомо вам, что по обычаям моей родины – благословенного Ура – тот, кто принял странника под свой кров, должен защищать его, даже жертвуя собственной жизнью?! Лучше мы все умрем, чем позволим им сотворить то, что они замыслили!

Сказав это, Лот решительным шагом направился к выходу и, открыв дверь, вышел наружу, снова плотно затворив ее за собой. Однако, несмотря на это, было слышно, как он громко обратился к толпе:

– Братья, не сотворите зла! Вот у меня две дочери, которые не познали мужа. Лучше уж я выведу их к вам, делайте с ними что хотите, только людям сим не делайте злого, ибо они пришли под кров дома моего!

– Он предлагает нам своих сучек! – заржали в толпе. – А на кой нам нужны его бабы? Пусть отдаст чужаков, мы ведь еще с ними не рассчитались. Особенно с тем, голым и сильным, он мне два зуба выбил, а я выбью из него дух!

– Одумайтесь! – закричал Лот. – Ведь вы губите сейчас свои души, и Бог вам этого не простит.

Прежний голос, который, очевидно, принадлежал тому, кто верховодил толпой, прорычал:

– Смотрите, этот урод сам явился сюда неизвестно откуда, прожил тут пару лет, а уже хочет быть судьей нам, исконным содомитам! За это мы поступим с тобой даже хуже, чем с ними! Прочь с нашего пути!