Оушен категорически не согласился.
Упирал на то, что ребята просто такого не ожидали, но скоро привыкнут. А главное – кто они такие, чтобы ему, Оушену, указывать?
– Хочу быть с тобой, – повторял Оушен. – За руку тебя держать, перекусывать вместе на большой перемене. Достали эти шпионские игры! – Тут он тяжко вздохнул. – Мы по полдня под одной крышей, а должны почему-то прикидываться, что в упор друг друга не видим. И кому в угоду? Кучке придурков?
– Они вроде как твои друзья.
– Будь они моими друзьями, они бы за меня радовались.
Назавтра ситуация изменилась.
Наше появление на парковке никого не удивило. Зато спровоцировало идиотский выпад.
– Эй, брат, на кой тебе сдался этот Аладдин?
Ничего принципиально нового. Аладдином меня и раньше дразнили. Обидно было за героя – он мне нравился, и мультфильм про него я в детстве обожала. Хотелось крикнуть: «Темные вы личности! Если уж хотите оскорбить – по крайней мере, в энциклопедию сначала заглянули бы. Во-первых, Аладдин – парень, а не девушка. Во-вторых, волосы он отродясь не прятал». Меня бесило не само прозвище, меня бесили лень и непроходимая тупость обидчиков. Услышали экзотическое имя, не потрудились разобраться – и вопят. Хотя стоило им посмотреть мультфильм целиком, они бы обнаружили отрицательных героев, куда больше подходящих для обзывательств. Да хоть того же черного мага Джафара. Другое дело – когда тебя обзывают, пусть и глупо, нелепо, не по теме, разве станешь приводить подобные аргументы?
И вот на парковке, в ответ на «Аладдина», я привычно подосадовала, зато Оушен разозлился.
От него всегда веяло физической силой, однако лишь теперь я поняла, что Оушен гораздо сильнее, чем кажется. Он как бы вдруг стал выше ростом и шире в плечах – у меня, стоявшей рядом, создалось полное впечатление каменной стены. Каждый его мускул напружинился. Он держал меня за руку – пожатие, жар кожи, сама ладонь показались чужими. На лице одновременно отразились ярость и отвращение. Оушен хотел что-то сказать, но тут, совершенно неожиданно, в меня швырнули надкусанной булочкой с корицей.
Я оцепенела.
Булочка угодила в лицо, на миг прилипла к виску. Поползла, будто слизень, по щеке. Плюхнулась на асфальт. На шарфе осталась теплая глазурь.
Что-то новенькое, подумала я.
Раздался взрыв хохота. Мой обидчик ржал с простодушной искренностью детсадовца. В одно мгновение Оушен подскочил к нему, схватил за грудки и отвесил оплеуху. Я не стала дожидаться, чем все кончится. Меня охватило необоримое желание исчезнуть.
И я исчезла.
Никогда еще в меня не швырялись едой. Униженная донельзя, беспомощная, почти бегом я устремилась в туалет. Скорее, скорее к воде, смыть этот позор! Чуть ли не у дверей меня догнал Оушен, обнял за талию, выдохнул:
– Ширин, постой…
Не хватало еще взглянуть на него, не хватало ему увидеть эту дрянь на моем лице! Я извернулась в его руках, низко опустила голову.
– Ты в порядке, Ширин? – бормотал Оушен. – Прости, все из-за меня…
– В порядке, в порядке. Мне просто нужно умыться. Пусти. Позже увидимся.
– Нет, подожди…
– Оушен, клянусь, я тебя позже найду. Со мной все нормально.
Разумеется, «нормально» со мной не было. Вот умоюсь, тогда будет – так я думала.
В туалете я сбросила рюкзак, размотала шарф, намочила бумажное полотенце и принялась стирать с лица глазурь. Быстро справилась. Хотела таким же способом отчистить шарф. Не вышло. Пришлось полоскать запачканные участки прямо под краном. В итоге шарф намок целиком. Я его отжала и набросила на шею.
Тут дверь распахнулась, и вошла какая-то девчонка.
Ладно я хоть умыться успела. Оставалось перевязать хвост – я его распустила, потому что глазурь запачкала и волосы. Пока я возилась с хвостом, девчонка шагнула к ближайшей раковине. Я надеялась, она не обратит внимания на устроенный мной беспорядок: гору сырых бумажных полотенец, забрызганные зеркало и пол. Не заметит, не станет приставать с вопросами. В конце концов, я с ней незнакома. И знакомиться не имею ни малейшего желания. Пусть оставит меня в покое. Пусть все оставят.
– Привет, – произнесла она, и я чисто инстинктивно подняла голову.
Никогда не забуду это мгновение: влажные волосы падают на лицо, застят глаза, и я мотаю головой, и резинка все еще надета на запястье, как браслет.
В моих глазах, наверно, застыло вопросительное выражение.
Которое живо запечатлел фотоаппарат незнакомой девчонки.
– Ты что делаешь? – взвилась я. – Как ты смеешь…
Она только улыбнулась. Бросила «Спасибо» и вышла. С минуту я не могла пошевелиться. Еще с полминуты понадобилось на осознание случившегося.
Когда масштаб катастрофы стал ясен, меня буквально затошнило. Голова закружилась, я едва устояла на ногах.
Паршивый выдался день.
Оушен нашел меня в холле. Приблизился сзади, взял за руку. Я обернулась. Оушен смотрел и молчал.
– Какая-то девчонка сфотографировала меня в туалете, – сказала я.
– Знаю, – выдавил Оушен.
– Знаешь?!
Он кивнул.
Я отвернулась, чтобы не разреветься. Себе слово дала: слезинки не уроню.
– Что происходит, Оушен? – спросила я, овладев собой. – Что происходит?
Он тряхнул головой, как провинившийся пес.