Капрал поспешил обратно, чтобы поделиться своими соображениями с экипажем, но, едва переступив порог третьего отсека, он по устремлённым на него взорам сразу догадался, что обстановка в отряде поменялась.
Взгляды товарищей были холодны и суровы. Даже Штурман, на которого Зенит готов был ещё пару минут назад целиком положиться, виновато хлопал своими диоптрическими глазами. Да что там Штурман, Командор Дипер – и тот глядел с нескрываемым вызовом.
Повар, бесспорный зачинщик вотума недоверия, с ходу заявил, что все они более не желают слушать враньё капрала про космос, про отряд разведчиков «Нулевой парсек» и прочую галиматью.
– Ну чего ты всё время улыбаешься? – взбесило Лыжникова внешнее спокойствие Зенита. – Учти, Вовка, если будешь продолжать долбить нам по мозгам – Юрич завяжет тебе рот полотенцем. А я его предварительно намылю!
Бортинженер закивал в подтверждение слов Андрея и продолжил гладить картонного друга. Вернулся запыхавшийся после теннисного турнира Р-Нат.
– Раз уж все в сборе – предлагаю проголосовать, кто за меня, – предложил Зенит, надеясь разрушить внезапно возникшую зависимость коллег от депрессивных и деструктивных идей Повара.
– Голосуем, кто против космической ахинеи! – перехватил инициативу Лыжников и первым поднял руку вверх.
– Отдавайте свой голос с умом, думайте! – воззвал капрал к здравому смыслу коллег по отряду.
Биолог поднял руку и обосновал своё решение тем, что он противник любых полётов растений в космос. Их, мол, и так погублено несметное количество в орбитальных экспериментах, а место растений – на Земле. Бортинженер поднял руку и лапу Виталика – ему нельзя думать о том, что он разведчик, доктор заставляет забыть боевое прошлое. Иначе вернётся желание воевать, и его отсюда не выпустят уже никогда. Р-Нат поднял руку и заявил, что ему нельзя ни на чём летать, у него аэрофобия.
– А меня, Вован, просто больше не штырят рассказы про звездолёты, – честно сознался Врач и поднял обе руки. – Придумай что-нибудь новенькое. Про динозавров там или про фей.
Дипер, когда очередь дошла до него, спрятал голову под подушку. Но руку при этом поднял, как все.
– И ты, Командор, туда же! – с досадой отметил капрал и в сердцах сплюнул. – Бунтарь!
Неказистое тельце Дипера вздрогнуло и попыталось поверх подушки натянуть ещё и одеяло. Штурману решение далось тяжело, он сильно переживал, поднимая трясущуюся руку:
– Я бы вам поверил, капрал, – от волнения Павел даже перешёл на «вы», – но память ни с дискетки не вернулась, ни с кассеты. Каждая стена, койка, всё здесь напоминает больницу, но никак не звездолёт. И абсолютно все вокруг утверждают обратное вашим теориям.
– А если все вокруг примутся уплетать дерьмо? – холодно парировал Зенит.
– Посидим тут – и не до такого дойдём! – отозвался Повар, вызвав гомерический смех Врача.
Штурман опустил глаза и уселся на свою кровать. Капрал лёг, закинув руки за голову, и уставился в потолок. Коллеги, пожелавшие вместо космонавтов остаться психами, занялись своими привычными делами. Привычными для дегенератов, а вовсе не для авангарда звёздной разведки.
Павел посидел какое-то время, вперив свои слабовидящие глаза в пол, затем принялся кружить вокруг Зенита с виноватым видом. Он что-то тараторил в попытках отвлечь и утешить бывшего соратника по экипажу, но капрал не обращал на него никакого внимания.