Перегнувшись через стол и понизив голос до того, что его могла слышать только Кирстен, он подмигнул и заговорщически прошептал:
— Если вам хочется чего-нибудь ужасно калорийного, обязательно попробуйте торт «Черный лес». — Эрик округлил глаза, изображая порочное наслаждение. — Это просто соблазн, безгрешный соблазн.
Кирстен хихикнула, ее смущение сменилось вспышкой удовольствия. Эрик Шеффилд-Джонс, несмотря на свое громкое имя, блестящую репутацию и внушительную внешность, был шутником. Великовозрастный бездельник, не слишком серьезно относящийся к жизни. С легкостью включившись в предложенную игру, Кирстен тоже потянулась над столом и приблизившись настолько, что ее волосы почти касались уха визави, прошептала:
— Согласна, если вы будете то же самое.
Эрик притворился шокированным.
— Вы полагаете, что мне это не повредит? — Он похлопал по своему внушительному животу, и они с Кирстен одновременно весело рассмеялись. — А почему бы, черт возьми, и нет? Я просто компенсирую это за ужином каким-нибудь замечательным палтусом.
Кирстен скорчила кислую мину, и Эрик согласно кивнул.
— Слишком много костей, — сказали они одновременно и расхохотались.
Лицо Эрика излучало чисто отеческое удовольствие, когда Кирстен, попробовав торт, сделала вид, что сейчас упадет в обморок. Обратив веселый взор на Клодию, он подмигнул жене, как бы говоря: «Мы действительно нашли здесь сокровище», — и после этого принялся за собственную порцию торта. Он страшно завидовал самодисциплине Клодии, полностью отказавшейся от десерта и всегда пьющей чай не с молоком, а с лимоном. Его супруга была искренней приверженницей принципов герцогини Виндзорской, совершенно справедливо считавшей, что нельзя быть одновременно очень богатым и очень толстым. Эрик наблюдал, какими глазами смотрит жена на Кирстен, и задавался вопросом, появлялись ли бы в их жизни такие вот Кирстен, если бы у них были собственные дети?
Господь свидетель, они очень хотели детей. Но после трех выкидышей и двух мертворожденных младенцев даже Клодия смирилась с мыслью, что ее длинное, угловатое тело, практически без бедер и почти без груди, очевидно, не самое гостеприимное прибежище для плода. И это она предложила переделать четвертый этаж их пятиэтажного дома в Белгравии в отдельную квартиру и приглашать в нее каждый год какого-нибудь молодого человека или девушку, одаренных редкими талантами.
Не имея собственных детей, они таким образом могли стать в каком-то смысле приемными родителями, предоставляющими замечательное покровительство молодым талантам.
Кирстен вытерла салфеткой набитый тортом рот, глотнула чаю и, подняв глаза, обнаружила, что Клодия опять пристально за ней наблюдает. Если от Эрика исходило ощущение тепла и защищенности, то Клодия производила совершенно противоположное впечатление. В каждом взгляде, в каждой реплике Клодии было что-то отталкивающее. К тому же серо-голубые глаза, белые с серебром волосы, собранные на затылке в тугой узел, делали женщину очень похожей на Лоис Элдершоу. Даже вкус в одежде был тот же — простота и элегантность. Прекрасное небесно-голубое шелковое платье с накидкой резко контрастировало с простеньким, грубой ручной вязки шерстяным платьем Кирстен, что заставляло ее чувствовать себя еще более неуютно.
— Кирстен, дорогая, — Эрик положил большую тяжелую руку па ладонь девушки, вновь привлекая ее внимание к себе, — как бы ты отнеслась к предложению пожить с нами год в Лондоне?
Вот оно. Простой вопрос. Одно-единственное предложение. Какая-то дюжина слов. Но в них заключена сила, способная перевернуть всю ее жизнь. У Кирстен закружилась голова, дыхание перехватило от нахлынувших эмоций и чувств, сердце замерло, как это бывает, когда катишься на санках с крутой горы.
— Удобнее всего начать было бы осенью пятьдесят третьего, — продолжал Эрик. — Мне теперь кажется, что наш новый год всегда начинается в сентябре.
— Это потому, что в сентябре открывается концертный сезон, — пояснила Клодия своим холодным, звучащим как колокольчик голосом. Ее пристальный взгляд, застывший на разгоряченном лице Кирстен, нисколько не смягчился.
— Ты будешь заниматься у одного из лучших в Европе преподавателей музыки — у Магды Шабо.
Услышав имя, Кирстен улыбнулась. Наталья и венгерка Магда были подругами-соперницами.
— И ты не только будешь заниматься у Магды, дорогая, — добавила Клодия, — ты также будешь выступать на наших воскресных салонах и встречаться с самыми влиятельными людьми искусства: композиторами, музыкантами, художниками, писателями, критиками, издателями. Список этот практически нескончаем. Думаю, ты будешь иметь возможность убедиться в том, что наш дом действительно Мекка для талантливых людей.