Бездна обещаний

Дом Шеффилдов и в самом деле казался ей страной чудес: огромная сокровищница наслаждений, смаковать которые можно бесконечно. Переходя из комнаты в комнату, Кирстен не переставала удивляться и восхищаться открывавшимися перед ней картинами. Через какое-то время все вообще стало расплываться, словно в тумане, превращаться в какой-то чудесный калейдоскоп, в котором один блистающий великолепными красками узор сменялся другим. Все выглядело настолько театрально и ослепительно, что Кирстен была потрясена до глубины души.

Официальный шелк в полоску и сочный вельвет, контрастирующий с обычным ситцем и тончайшими кружевами. Инкрустированный палисандр[1], тяжелый дуб, резное красное дерево и стекло. Ледяные призмы сверкающих канделябров и подсвечников, восковая смуглость цвета слоновой кости свечей, декоративный фарфор, фамильный хрусталь. Пастельные обои на стенах, холодные мраморные полы, мягкие драгоценные персидские ковры. Цветы… Но более всего запоминались произведения искусства, которые встречались повсюду: картины маслом, акварели, статуи и статуэтки, гобелены, раскрашенные вручную волюты[2], миниатюры, вырезанные из слоновой кости, эбенового дерева, кораллов и нефрита.

Когда они вошли в библиотеку, Клодия указала на большой резной стол из мыльного камня с установленным на нем небольшим прямоугольным блюдом, и объяснила Кирстен:

— Его сделал второй наш знаменитый гость, итальянский скульптор Джорджио Ризолини. После этого в обычай наших гостей вошла традиция дарить нам при расставании что-нибудь на память из своих творений.

— И по прошествии лет большинство из них продолжают присылать плоды своих трудов, — с притворным равнодушием заметил Эрик. — Теперь мы живем практически в музее, а моя дорогая супруга является его хранительницей. Она просто обожает собирать вещи. Не так ли, лапушка?

— Чья бы корова мычала, — шутливо парировала Клодия. — Вспомни о своих журналах. Вот уж где истинная страсть, дорогая, — обратилась Клодия к Кирстен, ее серые глаза смеялись. — Он просто с ума сходит, собирая их.

— Думаю, «получая» было бы более точным определением, — целуя жену, парировал Эрик. — Мы вернемся буквально через минуту, — добавил он, беря Кирстен за руку. — У меня есть кое-что особенно интересное для тебя, дорогая. Бог весть почему мы не начали с той комнаты.

Толчком растворив настежь двойные стеклянные двери, Шеффилд-Джонс провел девушку в музыкальную залу. Большая, наполненная воздухом комната с начищенным до блеска паркетным полом, вся уставленная бронзовыми кадушками с миниатюрными апельсиновыми деревьями и фикусами. Солнечный свет, льющийся через стеклянную стену, скользил по полу и освещал иссиня-черный блестящий «Стейнвей» в дальнем углу залы. Огромный концертный рояль был настолько великолепен, что Кирстен не удержалась и, хлопнув от радости в ладоши, бросилась к нему.

— Ах! Вот уже целую неделю я не притрагивалась к клавишам, а ведь с пяти лет я ни дня без этого не обходилась! — Кирстен, словно восстанавливая контакт с потерянной было жизнью, пробежалась пальцами вперед-назад по крышке инструмента. — Сейчас я чувствую, что снова существую после семи долгих дней небытия. Странно, правда?

— Ничего странного. — Голос Эрика был на удивление нежен, на губах играла понимающая улыбка. — А сейчас подойди на минутку сюда. Думаю, это не меньше позабавит тебя.

«Позабавит» было совсем не тем словом, которое выражало чувства Кирстен, когда взгляд ее, проследовавший за указующим перстом Эрика, упал на небольшую стеклянную коробку на белом мраморном пьедестале. В коробке на красной замшевой подушечке лежала тоненькая дирижерская палочка. Небольшая бронзовая пластинка на пьедестале гласила:

МАЙКЛ ИСТБОУРН

1938–1939

Рука Кирстен дернулась в порыве дотронуться до коробочки, но она тут же ее отдернула и смущенно спрятала обе руки за спину. Не сводя глаз с палочки, Кирстен представляла, как Майкл слегка постукивает ею по пюпитру, привлекая внимание оркестра. Точно так, как это было в тот волшебный вечер в «Карнеги-холл».

— Так и знала, что вы здесь. — Голос появившейся в дверях Клодии заставил Кирстен вздрогнуть. — Эрик, ты, очевидно, забыл, что у тебя в три встреча в офисе?

Бегло взглянув на циферблат карманных часов, Эрик охнул: «Черт возьми, я опаздываю!» Пожав Кирстен руку и коротко поцеловав жену в губы, он поспешил к выходу.

— Увидимся вечером, — прежде чем исчезнуть, весело бросил он через плечо.

— А сейчас не хотела бы ты ознакомиться со своими новыми апартаментами? — Клодия заметила тоскливый взгляд Кирстен, брошенный на рояль, и улыбнулась. — Для этого у тебя времени будет более чем достаточно. Давай-ка сначала распакуемся и обустроимся, а?

Не успела Кирстен и шагу ступить, как Клодия уже пересекла половину зала.

— Дорогая, ты идешь?

В ближайшие двенадцать месяцев вопрос этот Кирстен предстояло слышать довольно часто, потому что, как бы быстро ни старалась она идти, ей никогда не удавалось поспевать за скорой походкой Клодии.