Бездна обещаний

— Я уже два месяца ношу ее с собой в надежде встретить вас, — густо покраснев и уставившись на носки своих ботинок, признался горячий поклонник таланта Кирстен. — Я прочел, что цвет лаванды — единственный цвет, в котором вы выступаете на сцене. — Студент переложил футляр со скрипкой из одной руки в другую. — Между прочим, меня зовут Пол. Пол Белл.

Юноша с благоговением смотрел на листок бумаги, подписанный обожаемой артисткой. Когда же Кирстен протянула руку, чтобы вернуть ручку, Пол энергично замотал головой и попятился:

— Пожалуйста, оставьте ее себе. Собственно говоря, я купил ее прежде всего вам.

И, прежде чем Кирстен смогла должным образом поблагодарить за подарок, Пол бросился по улице и заскочил в дверь музыкальной школы «Карнеги-холл». Кирстен так взволновал искренний порыв юноши, что какое-то время она не могла тронуться с места. Глядя на ручку, Кирстен несколько раз повторила имя мальчика, чтобы не забыть его, и только после этого, положив трогательно-сентиментальный подарок в сумочку, продолжила путь к «Пательсону».

Первая стычка Кирстен с Нельсоном произошла из-за ее отказа резервировать место для выступления с филармоническим оркестром Лос-Анджелеса в ноябре пятьдесят шестого года.

— Я давно говорила тебе, что не хочу выступать с ними.

— Но ты даже не сказала мне почему, — возмутился Пендел.

— Потому что в следующем году этим оркестром будет дирижировать Эдуард ван Бейнум — вот почему. А я отказываюсь играть с любым оркестром, которым он дирижирует!

— Только потому, что он отнесся к тебе с невниманием, когда ты была ребенком?

Кирстен аж передернуло.

— Это не просто невнимание. Он унизил меня, Нельсон, и я никогда не прощу ван Бейнуму его надменного обращения со мной. Он не соизволил даже прослушать меня. Нет, Нельсон, я не буду играть с ним ни в этом сезоне, ни в будущем.

— Знаешь, подобные выходки не способствуют нормальному бизнесу.

— А мне нет никакого дела до нормального бизнеса. Не забудь — я артистка. — Кирстен произнесла эту фразу с таким блеском в глазах, что Нельсон не смог удержаться от улыбки и сдался. — Между прочим, — продолжала Кирстен, вставая и натягивая на руки перчатки, — ты достал мне билет, о котором я просила?

— А ты полагаешь, что заслуживаешь его после всех огорчений, доставленных мне?

В ответ Кирстен наклонилась и чмокнула Нельсона в макушку:

— Пришло время и нам о чем-то спорить. Бедная Эйлин, вероятно, уже беспокоится за тебя. Знаешь, актерский темперамент и все такое…

— И не без оснований, — пробормотал Пендел, но тем не менее открыл верхний ящик стола и достал оттуда небольшой белый конверт. — Потратил уйму времени, но все же достал — первый ряд, в центре. Получи.

Кирстен положила конверт в карман и вышла. Доведись ей быть танцовщицей, она непременно исполнила бы сейчас какой-нибудь эффектный и сложный прыжок. Но, будучи музыкантом, Кирстен вместо прыжка громко пробарабанила несколько счастливых арпеджио по двери лифта.

Этот вечер был таким же не по сезону теплым, как и тот памятный день октября девять лет назад. Но разве можно было узнать в молодой женщине, входившей под своды огромного вестибюля «Карнеги-холл», тринадцатилетнюю девочку в скромном, домашнего шитья, платьице, с сияющим лицом взбирающуюся по тем же ступеням на свой первый в жизни концерт?

Кирстен чувствовала на себе многочисленные пристальные взгляды. В черном парчовом платье, туфлях-лодочках и изящных украшениях она олицетворяла собой изысканность и элегантность. Спокойная, уравновешенная, подчеркнуто строгая, Кирстен словно магнит притягивала всеобщее внимание: кто-то ее узнавал, кто-то поражался неземной красоте. Даже в зрительном зале Кирстен выглядела королевой.

Наконец раздался звонок и свет медленно погас. Кирстен судорожно сжала дрожащими руками ручку крошечной дамской сумочки. Последние секунды перед началом концерта, как очередное тяжкое испытание, тянулись невыносимо медленно. И вот, к счастью, ожидание закончилось.

Майкл Истбоурн под гром несмолкающих аплодисментов шагнул за дирижерский пульт, но Кирстен не слышала разразившейся в зале бури, заглушенной стаккато собственного бешено бьющегося сердца. В этом году Майкл впервые приехал в Нью-Йорк, и впервые со дня отъезда из Лондона Кирстен его увидела. Жадными глазами девушка рассматривала своего кумира: Майкл был по-прежнему строен и элегантен. Лицо его было серьезно и сосредоточенно. Поклонившись, он повернулся к оркестру. Кирстен, затаив дыхание, ждала первого взмаха дирижерской палочкой. Когда же это произошло, она с облегчением выдохнула и едва заметно ободряюще кивнула при первых прозвучавших в тишине аккордах увертюры к балету Чайковского «Ромео и Джульетта».