Бездна (СИ)

— Я ненавижу тебя! Ты убил его во мне! — я проснулся от ее крика прорезавшего тишину сумерек. После нескольких бессонных суток, силы начали покидать меня, и я не заметил, как задремал рядом с ней. Днем она обычно бывала спокойна, но с наступлением темноты на нее нападала горячка и она беспокойно металась по постели и разговаривала с теми призраками, что ей мерещились вокруг нее. Порой она звала свою мать, иногда отца. Но мое имя она не произнесла ни разу.

Прошла неделя, но улучшений так и не было заметно. Сэр М. не уставал повторять мне (а может и пытался сам увериться в это), что нам надо запастись терпением, что ее положение изменится со дня на день. Я хотел в это верить, но меня все чаще стали посещать те мысли, от которых имей я возможность, сбежал бы в самую непроглядную пропасть. Я не мог смириться с тем, что жизнь может забрать столь юную и невинную душу. И я не понимал, за что ей выпало столько страданий — разбитое сердце, потеря ребенка…

Она стала для меня будто сестрой, которую мне теперь хотелось защищать и уберечь от всех напастей. Впервые в своей жизни я ощутил свою ответственность за другого человека, впервые меня больше заботил кто-то еще, кроме меня самого.

Она пришла в себя на десятый день под утро. Лишь первые лучи солнца проникли через окно, осветив ее лицо, она открыла глаза. И заметив меня, сидящего рядом с ней и вытирающего пот с ее лба, она в удивлении промолвила:

— Что Вы здесь делаете? Где мой отец?

— О, слава небесам, Вы пришли в себя. Мы не знали уже на что надеяться, но я знал, что Вы сильная. Ваш отец отлучился в город за лекарствами, но он вскоре вернется, не беспокойтесь.

Она попыталась приподняться на подушках, но ее лицо исказила гримаса боли.

— Что со мной? — спросила она и опустила свой взгляд вниз. — Где он? Что Вы с ним сделали? — закричала она.

Слова застряли у меня в горле. Как я мог сказать ей это?

— У Вас были осложнения. И он не выжил. Мне так жаль, В.

— Нет, нет!!! — она кинулась ко мне, став меня бить своими маленькими кулачками в грудь. Я перехватил ее руки и прижал к себе. Она яростно сопротивлялась и продолжала кричать, и, вырвав свои руки, стала исступленно царапать свой живот, повторяя, что от нее спрятали ребенка, но она найдет его, чтобы защитить, чтобы никто не смог его никогда забрать.

— Ей нужно успокоиться. Принести хоть какое-нибудь успокоительное, — велел я прибежавшим на крик слугам.

До того как удалось, вколов ей значительную дозу снотворного, усмирить ее агонию, она успела расцарапать себе все свое тело — особенно руки, живот и грудь. Я пытался сдерживать ее порывы, но она плюнула мне в лицо и сказала, что я не имею права притрагиваться к ней. Я понимал, что она это сказала, находясь не в себе, но мои руки сами по себе отпустили ее, и я, словно оцепенев, лишь смотрел на ее истязания.

Когда, наконец, вернулся сэр М., она глубоко спала. Я поведал ему о произошедшем, виня себя, что не смог ее остановить.

— Ты сделал итак очень многое для нее. Тебе нужно отдохнуть. Она очнулась, это самое главное. Теперь она сможет поправиться. А все остальное, она никогда не забудет и это будет сложно пережить. Но главное, она очнулась, она будет жить, — сказал он, прежде чем я ушел в свои покои.

Я старался не приходить к ней, когда в последующие вслед за этим неделями она была в сознании. Она была все еще слаба, поэтому чаще спала, чем бодрствовала, и в часы ее сна мне дозволялось сидеть у ее постели. Отец боялся, что увидев снова меня, это могло вызвать новый приступ. Почему-то я неразрывно был связан с ее болью, служил еще большим напоминанием о ее потери, что как я решил, было связано с тем, что я напоминал ей не только о малютке, но и об отце ребенка.

Было давно за полночь, и свет луны освещал ее спящее тело. Я опустил свою голову рядом с ее рукой и наблюдал за ней. Она давно заснула, но дыхание ее было прерывисто и неспокойно. Она выглядела сильно изможденной, черты ее лица приобрели новые оттенки, словно бы горе запечатлело на них свой глубокий след. У нее оставалось такое же хрупкое тело девушки, но ее лицо и весь ее облик представлялись сделанными из камня. Я закрыл глаза и стал слушать ее дыхание. В голове проносились мысли, но все внутри меня было скованно будто льдом, и я старался сосредоточить свое внимание лишь на ее вдохах и выдохах.

— Вы не ответили на мой вопрос, — вдруг услышал я.

— На какой? — я поднял свою голову и встретился с ее холодным взглядом.

— Почему вы здесь со мной сидите. Я жива. И то, что со мной произошло, — в ее глазах появились слезы, но усилием воли она продолжила.

— В общем, вас теперь не связывают со мной никакие обязательства или причины. Теперь вы свободны. Я же знаю, что Вы тогда сделали мне предложение не из-за своих хоть каких-нибудь чувств, а по просьбе моего отца. Да и наверно захотели выглядеть этаким благородным юношей.