Бездна (СИ)

— Не говорите так. Я понимаю вы сейчас в таком состоянии. Но вы же должны знать, что я не покину вас, — попытался вразумить я ее. Она не должна была говорить этих слов. Я не был похож на него, и никогда не поступил бы с ней как он. Неужели она не видела в нас различия?

— Я порченая женщина.Моя жизнь закончилась, я не хочу закончить и вашу. Вы свободны, — она сделала знак мне рукой уходить.

Я поднялся. Но не сделал ни шагу. Я продолжал смотреть на нее. Я ждал.

— Чего вы ждете? Я же сказала, что отпускаю Вас.

— Если Вы скажете, что больше не хотите меня видеть. Если Вы не согласитесь быть мне если не женой, то хотя бы нареченной сестрой. Если Вы скажете, что нас с вами не связывает даже дружба. Лишь тогда я выйду за эту дверь, и Вы меня больше не увидите.

Она замолчала на несколько минут, обдумывая мои слова. В ночной тишине был лишь слышен тик часов и ее столь же прерывистое дыхание.

— Хорошо. Я не скажу этого. Но мое мнение не измениться. Теперь мне все безразлично и это не измениться.

— Я приму это, — ответив, я снова присел рядом с ней. Наши отношения, наконец, приобрели выраженную определенность. Они не смогли перерасти в любовь, но теперь мы перестали быть столь чужими друг для друга.

Тогда я смутно это осознавал, но та ночь действительно стала не концом, а началом. Как и последовшая вскоре за этим еще одна. Прошел месяц. Она сдержала свое слово и больше не прогоняла меня. Ее здоровье стало гораздо лучше, но она так почти и не вставала с постели. Она глубоко переживала свое горе, жизнь потеряла для нее любые оттенки,

кроме самых темных. Как она мне признавалась тогда, она словно стояла на разрушенном мосту, и спереди и сзади лишь была пропасть, всепоглощающая бездна, и чтобы не упасть, она должна была оставаться на этом мосту. Но она чувствовала, что даже этот уцелевший участок моста мог внезапно разрушится у нее под ногами.

Она сделала попытку убить себя. Сэр М. по неосторожности оставил рядом с ее кроватью таблетки, которые прописал против депрессии заправский психиатр. И дождавшись, когда все заснут, она решилась выпить их все сразу и тем самым покончить со всем.

Но в ту ночь я не смог заснуть тоже. И я гулял один по поместью, пока не решился зайти в ее комнату. Когда я появился, она уже успела выпить почти половину их, остальные я тут же выхватил у нее из рук и, вызвав у нее рвоту, заставил выплюнуть оставшиеся.

— Зачем вы это сделали? — со злостью и нескрываемым отвращением в голосе выкрикнула она, движением руки отстранив меня от себя.

И тогда я увидел то, что никак не мог разглядеть раньше. Я понял, как ошибался, считая ее глупой и недалекой девушкой, не умея заметить, сколько настоящей духовной красоты было в ней, сколько силы и главное настоящего, искреннего, честного. Я был словно слепец, который замечал под ногами камни и ветки деревьев, но не обращавший внимания на все другое, что окружало мой путь.

— Если вы больше не хотите жить, то я тоже не захочу, — прошептал я.

Она не ожидала услышать от меня таких слов и, застыв, смотрела на меня. А потом взяла меня за руку и промолвила:

— Тогда обними меня, Микаэль.

И в моих объятиях она смогла заснуть, а проснувшись, первое, что озарило ее лицо была улыбка. Наступил рассвет нового дня и нашей любви.

========== VI ==========

Кали стала приходить несколько дней в неделю. Я не мог противиться этому. Днем меня продолжал спасать опиум, но по ночам мне стала нужна только она. Порой я даже мог не притрагиваться к ней, важнее для меня было слышать ее рассказы, ее истории, ее сказки, которые будто не только адресовались только мне, они принадлежали только мне.

И они вновь и вновь возвращали меня к тебе. Возвращали туда, где я был счастлив, когда ты была со мной. Меня стали меньше мучить кошмары, но теперь я уже не мог обходиться без общества моей новой знакомой. Непонятным образом она стала связывать меня с тобой, хоть ты и была так далека от меня.

Вот она снова закрывает глаза, и я с нетерпением ожидаю, как до моего слуха донесутся первые слова, первые ноты тех прекрасных, а может отвратительных, или просто правдивых образов реальности, которую так виртуозно умела создать ли, вспомнить ли моя собеседница.

Она впускает в себя дым из кальянной трубки, и начинает свой полуночный рассказ. Женщинам на Востоке запрещено курить, да и у них не возникает такого желания. Но я вновь смог убедиться, что мне попалось исключение из правил. Кали любит курить и делает это ничуть не хуже меня. Хотя мое курение табака из обычной трубки она не признает, поэтому я благодаря ей познакомился с восточной традицией, которая в свое время была занесена сюда османами-кочевниками. Когда видишь, сверкающий филигранью сосуд, длинные цветные трубки, мерцающие угли, и вдыхаешь ароматный, ни с чем не сравнимый дым, невольно забываешь хотя бы на время все свои бренные тяготы.